Один из важнейших и доживших до сего дня советских институтов – институт привилегий для номенклатуры. Попытки борьбы с ним начали предприниматься, как только привилегии были осознаны как несправедливость, противоречащая идеалам большевизма. Но институт распределения благ среди приближенных к власти пережил всех романтиков, пытавшихся его уничтожить.
Пережил, возможно, в силу древности и глубокой укорененности. Коммунистическая власть стремилась создать систему справедливого распределения материальных благ – продовольствия, промышленных товаров и жилья. Но создавая эту систему, большевики, отмечает историк Тамара Кондратьева в книге «Кормить и править», невольно воспроизвели архаичный механизм кормления.
Кремлевские подачи
Кондратьева предполагает, что на новых российских правителей мог повлиять переезд в Москву, случившийся ровно 90 лет назад: 11 марта 1918 г. три литерных поезда доставили из Петрограда в Москву народных комиссаров и членов Всероссийского центрального исполнительного комитета (ВЦИК). Недолго пожив в «Национале» и «Метрополе», лидеры большевиков поселились в Кремле. Переезд в старую столицу изначально планировался как временный, но в Петроград новое начальство возвращаться не захотело. Размещение высших органов государства во дворцах, где в допетровскую эпоху находилась верховная власть, оказалось символическим актом. «По ходу устройства в Кремле большевики унаследовали «хронотоп», соответствующий апогею власти в этом месте в XVI–XVII вв., – пишет Кондратьева. – В тот период наиболее яркой, видимой характеристикой власти была ее кормленческая функция». От щедрости и частоты царских «подач» зависела прочность вертикальной иерархии, основанной на верности придворных и спокойствии городского населения. В XVI–XVII вв. даже для высших бояр важнее денежного жалования был «дворцовый корм» – мясо, рыба, вино, солод, сено. В праздники к ним добавлялись шубы, дорогие ткани и другие предметы роскоши. Отсутствие «подачи» к празднику было верным признаком опалы. Ощущение, что власть – главный кормилец, усиливали застолья, на которых царь был главным распорядителем, а близость к нему означала для придворных возможность получить лучшие подачи и лучшие блюда.
Писатель Василий Аксенов в интервью «Ведомостям» предлагал вывести действующую власть из Кремля и вообще из Москвы – слишком сильны в этом месте «имперские символы, имперские импульсы». «Я бы предложил проект очищения Кремля. Там нездоровая аура, там не надо сидеть президенту и администрации <...> Кремль должен быть культурно-исторической мемориальной зоной, а не зоной, откуда исходит воля каких-то таинственных людей», – говорил Аксенов («Ведомости» от 10.11.2005, стр. А8).
Но дело, конечно, не только и не столько в особой кремлевской ауре. В 1918 г. государство вернуло себе положение главного кормильца просто потому, что большевики сами поставили себя перед труднейшей проблемой распределения ресурсов. Нехватка товаров и продуктов питания была в послереволюционные годы жесточайшей. А прежние институты, прежде всего рынок, новая власть поставила вне закона. Между тем новое начальство нужно было как-то кормить и обеспечивать жильем. Таким образом, неизбежным было введение «института» отъема благ у прежних хозяев и произвольного их распределения среди новых. Прыжок на два века назад был совершен из жестокой жизненной необходимости. Сколько ни говори «равенство и братство» – голод не прекратится и квартиры для комиссаров не освободятся.
В 1918–1919 гг. первым делом были организованы столовые ВЦИК и Совнаркома (СНК). Распределение пайков для новой советской аристократии было строго иерархично. Голодным летом 1922 г., когда миллионы крестьян умерли от голода в Поволжье, Владимир Ленин получал 3,2 кг сахара и 1,6 кг масла в месяц, другие лидеры – около 2,5 и 1,3 кг соответственно, рядовые служащие – 500 г сахара и 100 г масла (см. Дмитрий Волкогонов «Ленин»). Столовые тоже были лучше или хуже в зависимости от ниши в иерархии. Лучше других снабжались Совнарком и Коминтерн, хуже – ВЦИК. Архивные документы показывают: на одного едока в столовой СНК и Коминтерна в 1919–1920 гг. ежедневно отпускалось 300 г мяса или рыбы, 150 г макарон или крупы или 400 г картофеля, 25 г масла. Обеды в столовой ВЦИК были скромнее: около 100 г мяса или рыбы, около 80 г макарон или риса или 200 г картофеля.
Распределение распределителей
По мере укрепления власти большевиков и роста партгосаппарата система привилегий расширялась и структурировалась. Первая простейшая «номенклатура» – списки чиновников двух категорий – появилась в 1922 г., а впоследствии усложнялась, распространяясь на новые категории населения, на доступ к жилью, к услугам здравоохранения и отдыха. В 1931 г. на группы снабжения были разделены рабочие и крестьяне. Если рабочие оборонных заводов и строители особо важных предприятий получали прожиточный минимум – более 4 кг мяса, 2,5 кг рыбы, 3 кг крупы в месяц, то рабочие «третьего списка» могли надеяться лишь на килограмм крупы и 800 г сахара в месяц (Елена Осокина «За фасадом сталинского изобилия. Распределение и рынок в годы индустриализации»). Иерархические нормы были установлены для служащих, творческой интеллигенции, преподавателей и студентов вузов.
Превращение власти в изобильный стол, питающий избранных, дополнялось дарами для представителей низов, которым посчастливилось попасть на высшие партийные форумы. В сентябре 1932 г. в разгар голода на Украине, в Казахстане, на Дону и Северном Кавказе, по данным Тамары Кондратьевой, 500 участников Пленума ЦК получили 2,5 т говядины, 1,5 т свинины, 7 т колбасы, кур, рябчиков и ветчины, 4 т деликатесной рыбы, 300 кг икры, 600 кг сыра, а также фрукты, ягоды и сладости. При Сталине сложная система иерархического распределения стала параллельной функцией власти, не менее, а может быть, и более важной, чем собственно государственное управление.
С начала 1930-х гг. сближение с русским средневековьем дополнили банкеты, где партийные лидеры чествовали летчиков, полярников, рабочих-стахановцев, военных и чекистов. Знаток русского средневековья Сигурд Шмидт, бывавший на сталинских банкетах, утверждает, что этикет и порядок рассадки на них поразительно напоминал описанные очевидцами царские пиры XVI–XVII вв. Элита не отказывала себе в еде даже в самые тяжелые времена. Академик Дмитрий Лихачев вспоминал о посещении Ленинградского горкома партии страшной блокадной зимой 1941/42 гг.: «В Смольном густо пахло столовой. Все люди имели сытый вид. Женщина, которая принимала нас, выглядела полной и здоровой».
Сегодня есть, завтра нет
Для тех, кто составляет номенклатурные списки, важной особенностью привилегий была и остается их отзываемость: сегодня есть, завтра нет. Каждый – от высшего чиновника на полном обеспечении до скромного обладателя продовольственной карточки – мог потерять пропитание и кров за разговоры о политике, за нерадивую учебу или просто потому, что кто-то написал на него донос. Это удобное свойство сохраняет и кормление в современных формах – таких как раздача хороших мест в госорганах и прибыльных корпорациях. Привилегии выгодны и получателям, и распределителям. Крутой номер на автомобиле – символ статуса для его обладателя и одновременно рычаг управления для начальства, т. е. для того, кто в данный момент стоит у окна раздачи. Обе стороны довольны, хотя и непонятно чем. Институт кормления действительно укоренен в веках и крайне живуч, но того же не скажешь о его бенефициарах, которые как раз легко взаимозаменимы.