Как Владимир Путин работает над ошибками предшественников
Перед нами идея – быть лучше Ленина, Сталина, Хрущева, Брежнева, Андропова и Горбачева
Результаты советского эксперимента укрепляются и предпринимается попытка довести их до ума. Перед нами идея – быть лучше: лучше Ленина, Сталина, Хрущева, Брежнева, Андропова и Горбачева
Президент Владимир Путин известен своим интересом к отечественной истории. Как и многие в России, он понимает, что наша история, в особенности последний столетний ее отрезок, полна ошибок и преступлений. Только беспокоят его не те преступления, которые важны с точки зрения общества, а те, что существенны при взгляде «из Кремля».
«Величайшими преступниками в нашей истории были те слабаки, кто бросил власть на пол, – Николай II и Михаил Горбачев, кто позволил, чтобы затем эту власть подобрали истерики и безумцы, – пересказывал в статье в Newsweek британский журналист Бен Джуда разговор, состоявшийся весной 2012 г. и переданный ему одним из приближенных Путина. – Те царедворцы, которые присутствовали при разговоре, утверждают, что президент пообещал никогда так не поступать».
Не быть Николаем II, не быть Горбачевым – вполне программа, которая включает, например, и стремление не повторить ошибки обоих лидеров, пытавшихся ограничивать доступ к крепкому алкоголю. С февраля этого года минимальная цена на водку была снижена. При взгляде снизу, с точки зрения общества, доступность водки – проблема для здоровья. При взгляде сверху – инструмент и вопрос контроля.
Переоценивать прошлое можно в разных направлениях. Кремль ведет такую переоценку, но в направлении ровно противоположном, например, немецкому или польскому. Перепрофилированный музей «Пермь-36» – символ этого подхода.
Подход к политике, основанный на внимательном отношении к урокам истории, странно было бы ограничить только двумя лидерами прошлого. Даже Сталин делал ошибки. В прямой линии 2009 г. Путин говорил о том, что сталинскому периоду «нельзя давать оценки в целом»: была, с одной стороны, индустриализация, а с другой – массовые нарушения закона. Исправление ошибки прошлого, вероятно, состоит здесь в том, чтобы обойтись без массовых убийств, не создавая много жертв, а ограничиваясь лишь единичными. Эта логика не исключает, а даже предполагает «точечные» устранения врагов, о чем невозможно не думать после убийства Бориса Немцова.
В работе с оппозицией и диссидентами тоже чувствуется стремление выучить уроки перегибов прошлого: власти стараются не создавать героев и наказывать не за политику, а за разные неблагородные преступления, например хищения и мошенничества.
В работе с интеллигенцией тоже есть сдвиги. Дать возможность желающим читать и говорить все, что они хотят, вполне разумно – конечно, в пределах строго огороженных участков. Еще важнее – дать возможность ездить и уезжать из страны тем, кто недоволен политической и экономической ситуацией, ведь это снижает давление в системе. Сталин опасался полноценного включения национализма в повестку дня – и над этой ошибкой идет работа.
Борьба с религией тоже была ошибкой. Политика минувших 15 лет по отношению к Церкви – как раз работа над этой ошибкой. При взгляде из Кремля очевидно, насколько действенным инструментом может быть приближенная к власти и патриотически настроенная Церковь. Так что религию вернуть – вполне разумный шаг при взгляде из Кремля. Это должно делаться под присмотром государства, конечно, что и начал делать сам Сталин в 1943 г., а нынешняя политика, по сути, продолжает.
Прочитывается и работа над ошибками Хрущева. Отобранный у Украины Крым – не единственный шаг в этом направлении. При Хрущеве СССР как минимум два раза входил в жесткую конфронтацию с Западом, заставляя обе стороны занести руку над пультом управления ядерным оружием (Берлинский и Карибский кризисы). Урок, извлеченный Путиным, возможно, состоит в том, чтобы не делать таких шагов, которые потом приходится отыгрывать назад, как в случае с выводом ракет с Кубы. Именно эта логика диктует невозможность отступления с Украины.
Во внешней политике в целом можно говорить о корректировке подходов лидеров прошлого. Как минимум, это отказ от неизбежных для них идеологических ограничений в поддержке различных подрывных сил в других странах. Сегодняшней Москве ценны любые недовольные западными институтами и западным мейнстримом – и крайние левые, и крайние правые, и сепаратистски настроенные партии и организации. Зачем вообще пытаться продавать миру какую-то идею, когда можно действовать, подрывая чужие идеологии и истины?
Нет объективности, нет истины, все относительно, есть только интерпретации и «инфотеймент» – так можно суммировать объяснения российских профессионалов государственных медиа. В подходе к СМИ, работающим на внешний мир, видна эта существенная корректировка: вместо того чтобы рассказывать миру, как хорошо выглядит Россия, они фокусируются на том, как плохо выглядит Запад, – это гораздо легче и эффективнее.
Можно сказать, что недоделанность советской модернизации была в принципиальном отказе государства от прав личности на автономию, на свободу и собственность. Но движение в сторону признания прав было бы «западным» путем. В нынешней России налицо отказ от конкуренции по западным правилам, создание капитализма мобилизованных собственников, мобилизация в экономике и социальной политике в целом, отказ от идеи верховенства права и полное неприятие автономных институтов. В итоге результаты советского эксперимента только укрепляются и предпринимается попытка довести их до ума. Таким образом, перед нами идея – быть «лучше»: лучше Ленина, Сталина, Хрущева, Брежнева, Андропова и Горбачева.
Это, впрочем, не противоречит тому, что полноценного долгосрочного и позитивного плана развития у Кремля нет. Собственно отказ от такого плана – в форме общей идеологии – тоже есть работа над ошибками. Виртуальный «план» просто осуществляет сам себя: это череда попыток быть умнее в средствах, в деталях, в ведении игры. Это политическое чернокнижие, растущее из погруженности в русскую историю и чтение ее «глазами царя», из непонимания мира и страха перед ним. Это путь в темный подвал истории.