Репрессивная машина и как ее контролировать

Задержание Алексея Улюкаева по обвинению в вымогательстве и получении взятки, вероятно, означает новый виток обострения внутриэлитных конфликтов в условиях сужающейся кормовой базы. Дело насколько громкое, настолько же и странное; в нем для стороннего наблюдателя много сомнительных мест. Однако дело Улюкаева укладывается в более общий тренд усиления репрессивной машины, которая отличается непрозрачностью для общества и отсутствием четкого контроля со стороны политической власти.

Резкое усиление роли спецслужб в России после протестов 2011–2012 гг. и затем после Крыма (2014 г.) привело к разрастанию рынка угроз. Производство угроз и средств борьбы с ними сегодня одно из самых прибыльных, поскольку позволяет решать политические, кадровые задачи и, конечно, делить активы и финансовые потоки – что так важно в сжимающейся рентной экономике.

Разработкой крупных экономических и коррупционных дел занимается ФСБ, но в последние два года она стала куда активнее. Об этом свидетельствует статистика возбужденных по ее инициативе экономических дел: только за первую половину 2016 г. их количество практически сравнялось с числом дел за все 12 месяцев 2013 и 2014 гг.

Ключевую роль в расследовании крупных дел играет служба экономической безопасности ФСБ. Несколько месяцев назад ее возглавил выходец из управления собственной безопасности (УСБ) ФСБ Сергей Королев. Другой выходец из УСБ, бывший замглавы службы Олег Феоктистов этой осенью перешел из ФСБ в «Роснефть» на должность главы УСБ компании и, как сообщил СКР, принимал участие в разработке дела Улюкаева.

Сейчас на разных этапах следствия находятся дела трех губернаторов, обвиняемых по экономическим статьям УК (взяточничество и мошенничество), – Вячеслава Гайзера, Александра Хорошавина и Никиты Белых, дела ведет СКР, оперативной разработкой занималась ФСБ, задержанием – УСБ ФСБ. Все трое в момент предъявления обвинений были действующими главами регионов, вскоре после задержания арестованы и затем лишены полномочий. В понедельник стало известно о возбуждении дела о вымогательстве акций на 1 млрд руб. против двух заместителей кемеровского губернатора Амана Тулеева и руководителя областного управления СКР.

Другой важный адресат – крупный бизнес. Из дела Гайзера выросло и было выделено в отдельное «дело энергетиков», в рамках которого по обвинению в даче крупных взяток в сентябре 2016 г. были арестованы два топ-менеджера входящей в «Ренову» энергетической компании «Т плюс» (до 2015 г. – «КЭС-холдинг») Борис Вайнзихер и Евгений Ольховик, а бывший директор «КЭС-холдинга» и теперь уже бывший гендиректор «Вымпелкома» Михаил Слободин находится в розыске.

Третий адресат сигналов – конкуренты из других силовых ведомств. Сразу три высоких чина СКР – Денис Никандров, Михаил Максименко и Александр Ламонов – находятся в сизо как подозреваемые в получении взятки от вора в законе Захария Калашова, в получении крупной взятки подозревается и полковник МВД Дмитрий Захарченко, в квартире сестры которого нашли 8 млрд руб. Он был арестован вскоре после прихода Королева в СЭБ.

Иногда, однако, репрессивная машина работает вхолостую. Для экс-главы ФТС Андрея Бельянинова дело о контрабанде элитного алкоголя, по которому он проходил свидетелем (обыск вело УСБ ФСБ), ограничилось отставкой – и даже по собственному желанию. Нелишне напомнить, что обнародованием видео обыска у Бельянинова оказался недоволен Владимир Путин. О «разработке» Никиты Белых президенту не докладывали, по словам его пресс-секретаря Дмитрия Пескова.

По объявленной во вторник версии, Путин был в курсе слежки за Улюкаевым, которая якобы велась с лета. Однако очень странно, что заподозренный в нарушении закона министр продолжал работать и принимать решения. Домашний арест может быть итогом неких новых договоренностей о торможении процесса, не исключено, что Улюкаев через какое-то время повторит судьбу Владимира Евтушенкова или Сергея Сторчака.

Можно представить себе ситуацию, в которой спецслужбы решают, что чиновник У – перспективный объект для разработки, итогом которой может стать громкое антикоррупционное дело, освобождение поста, решение каких-то управленческих конфликтов в пользу контрагентов. Согласование этих действий является вопросом дистрибуции производимого продукта, оно может происходить по ходу производства и даже после – когда потенциальные покупатели поставлены перед фактом.

Репрессии сами по себе есть знак разбалансированности системы. Но «включая» репрессии, политическая система обрекает себя на дальнейший рост разбалансировки. Согласно выводам классического исследования Кристиана Дэвенпорта, уровень репрессий зависит от предыдущего уровня репрессий даже в большей степени, чем от уровня (всплеска) протестной активности. «Правило Дэвенпорта» заставляет предполагать дальнейшую эскалацию репрессий в ближайшие годы. В нынешней политической системе репрессии становятся не только и не столько способом купировать реальные угрозы режиму, сколько механизмом консолидации самих властных структур и перераспределения политических ролей и политического веса между ними», – пишут авторы доклада «Политическое развитие России 2014–2016. Институты и практики авторитарной консолидации», подготовленного фондом «Либеральная миссия».

Собственно политические репрессии сейчас не являются ни основным, ни наиболее массовым видом репрессий. Авторы доклада выделяют четыре типа репрессивной активности: рост общего уровня репрессивности системы правоприменения; расширение хозяйственно-экономических (контрэлитных) репрессий; собственно политические репрессии, которые при конкурентном авторитаризме носят точечный характер, при переходе к консолидированному авторитаризму расширяются; репрессии против гражданского общества.

Пока нельзя говорить о массовых репрессиях, тем более о массовых политических. Репрессивная машина, в отличие от 1930-х, не имеет идеологического мотива и занята скорее переделом ресурсов. В то же время система расширяется, становится элементом управления и будет претендовать на все большие роли.

Отдел комментариев