В Большом театре – премьера балета «Гамлет» на музыку Шостаковича

В этом спектакле на сцене есть не только череп, но и владелец черепа – шут Йорик (Денис Медведев) в прологе играет с детьми (персонажи в программке обозначены как «Гамлет в детстве» и «Офелия в детстве»), а в дальнейшем является главному герою в виде воспоминания-привидения. Кроме шута в «Гамлете» есть все необходимые персонажи – и ставший призраком убитый король-отец (Виктор Барыкин), и Клавдий (Юрий Клевцов), забравший у него корону и жену, и Офелия (Анастасия Сташкевич), и Полоний (Александр Петухов), и Лаэрт (Игорь Цвирко), две дюжины придворных... Нет монолога «Быть или не быть» – ни в каком виде. Нет размышлений, сомнений, принятия решения. Есть только чувства, чувства, чувства.

Десять лет назад, когда Поклитару и Донеллан впервые вместе сочинили спектакль для Большого театра, они содрали с «Ромео и Джульетты» почтительный лоск, наведенный монументальной легендой об Улановой-Джульетте, и вывели на сцену отчаянных подростков, живущих здесь и сейчас, – иногда смешных, чаще трогательных и совершенно обреченных. Тогда всякое отсутствие рефлексии органично сочеталось с материалом – ну да, Ромео и Джульетта не думают, когда их швыряет в ад и рай первое чувство, они только этим чувством живут, и это нормально для 14-летних. Гамлет несколько старше, и у него другие проблемы, но у Поклитару и Донеллана он тоже получился подростком-жертвой.

Гамлет (Денис Савин) живет детскими воспоминаниями (недаром спектакль начинается со сцены, где герой ходит вокруг застывшей перед фотоаппаратом королевской семьи с придворными и домочадцами – ему, кажется, очень хочется жить в этой картинке, а не в реальности). Он чудовищно ненаблюдателен – вернувшись из университета сразу после того, как матушка вышла замуж, рвется пожать руки всем придворным – и таки пожимает их, хотя уже на третьем человеке можно было бы понять, что джентльмены морщатся, ежатся, прячут глаза и вообще не рады этим приветствиям. Он нерешителен – явившись убить Клавдия с пистолетом, что был получен от призрака-отца, так и не собирается выстрелить. В пьесе, как мы помним, Гамлет отказывается от мысли об убийстве Клавдия потому, что он в тот момент молится, а прикончить молящегося – значит отправить его сразу в рай; Клавдий же этого не заслужил. Здесь – никаких молитв, но Гамлет не решается действовать. Он играет с Офелией как детсадовец с подружкой-пятилеткой, он истерически трясет мать и все время требует внимания – и ни на секунду на его лице не появляется и следа мысли. Повторяющаяся мизансцена в спектакле – прощание с покойниками: вот только что лежал труп, тут он ловко выворачивается из объятий того, кто над ним плачет, и шествует к заднику, где открывается проем, заполненный белым дымом. Гамлет горюет, Гамлет плачет и переживает.

В спектакле есть несколько сцен, когда работает именно язык танца – например, тот момент, когда только что получивший власть Клавдий «выстраивает под себя» Лаэрта и Полония – он демонстрирует свое движение (несколько манерный шаг с дрыганьем ножкой вбок) и учит их двигаться так же; придворные быстро осваивают науку. Или тот, когда Гамлет гневно обличает мать – а рядом полдюжины Гертруд позволяют полдюжине Клавдиев их ласкать и скользить щекой по их щиколотке. Но авторы не выстроили героям ни одного развернутого танцевального монолога – спектакль собран из нарезки мелких сцен, в которых драматической игры больше, чем танца. В момент «Мышеловки» действие и вовсе останавливается – весь датский двор вместе с публикой Большого театра смотрит на экран, где идет «немая фильма» об убийстве короля. Фильма занятно стилизована под начало ХХ в. – но рвет темп спектакля слишком резко.

Оркестр, ведомый Игорем Дроновым, играет сначала Пятую, а затем Пятнадцатую симфонии Шостаковича (выбранные постановщиками для аккомпанемента сюжету) именно как аккомпанемент – замедляя или ускоряя движение музыки в соответствии с движениями артистов; узнать Шостаковича бывает непросто. Но это тоже работает на концепцию «слабого» героя: этот Гамлет не может существовать под великую музыку, не может соперничать с ней за внимание зрителя, ему нужна адаптация.

Говорят, у каждой эпохи свой Гамлет. Если так, то худрук Киевского модерн-балета Раду Поклитару и худрук английского театра Cheek by Jowl Деклан Донеллан считают наше время временем жертв и временем торжества чувств в отсутствие мыслей. Возможно, и не слишком ошибаются.