Эртарин Казин: Интервью - Эртарин Казин, руководитель Всемирной продовольственной программы

Эртарин Казин дружит с Бараком Обамой с 1980-х гг. Оба они юристы по образованию, как и нынешняя первая леди США. «Мы жили по соседству в Чикаго в районе Гайд-парка, я встречалась с ним и Мишель в продуктовом магазине, - рассказывает она, сидя в лобби довильского отеля Normandie Bariiere. - Поддерживала его и когда он был сенатором от моего штата, и когда он баллотировался в президенты США. Это было целое приключение - наблюдать за его карьерным ростом. Помню, как участвовала в сборе подписей для его кампании на пост сенатора, он тогда был еще молодым адвокатом. Мне очень приятно быть с ним знакомой столько лет».

В 2009 г. Обама назначил свою приятельницу послом США в ООН, а три года спустя она возглавила Всемирную продовольственную программу (ВПП) ООН с годовым бюджетом более $4 млрд. В Довиль Казин прилетела из Вашингтона, чтобы выступить на Всемирном женском экономическом форуме. На сцене она держится не хуже Опры Уинфри, несмотря на долгий перелет. Сказывается школа американской публичной политики: Казин начала работать в Белом доме еще при президенте Клинтоне. В декабре она собирается посетить Россию, которой очень благодарна за наращивание пожертвований в последние годы и особенно за 40 «Камазов», подаренных ВПП два года назад. Она прямо сияет, когда говорит, что благодаря России у ВПП появился собственный грузовой парк - до этого организация использовала только лизинговую технику. О международных санкциях против России Казин вообще не вспоминает - для нее как для фандрайзера важно лишь, чтобы российская экономика возобновила рост.

- Для меня было открытием, что ВПП занимается не только продовольствием, а вообще всеми гуманитарными программами ООН. Как устроена эта машина? Как вы определяете страны и регионы, которым следует помогать?

- Наша деятельность сейчас охватывает около 70 стран по всему миру. Мы идем туда, где в нас нуждаются, туда, куда наши доноры направляют средства и куда мы можем направить волонтеров. Оцениваем, какая помощь от нас потребуется, предоставляем неотложную помощь и проводим спасательные операции, затем привозим питание и другую гуманитарную помощь. Первичный критерий для нас - это чрезвычайная ситуация, когда нужно спасать жизни.

- Как вы в таком случае смотрите на Украину?

- Вот это интересная ситуация. Мы пристально наблюдали за Украиной и предоставляли ей некоторую ограниченную помощь - потому что, когда страна в состоянии самостоятельно обеспечить едой своих граждан, ей не требуется помощь ВПП. Когда люди могут сами себя прокормить, мы им не нужны. Но ограниченная помощь предоставлялась Украине в момент действительно конфликтной ситуации для тех районов, у которых не было доступа к продовольствию.

- А сейчас вы главный оператор ООН по разрешению кризиса в африканских регионах, охваченных эпидемией лихорадки Эбола. Но ведь это же задача для медиков?

- Мы гуманитарная организация, главная задача которой - поставки продовольствия в зоны бедствий. Люди обычно воспринимают эпидемию вируса Эбола как медицинскую проблему. Но медицинская проблема тесно связана с продовольственной: мы помогаем поддерживать режим карантина в местах, охваченных эпидемией, чтобы у живущих там людей был доступ к питанию. Поэтому мы работаем между тремя странами (Сьерра-Леоне, Либерия и Гвинея. - «Ведомости»), отслеживая, чтобы поставки продовольствия в эти районы были бесперебойными. Другая причина заключается в том, что с начала эпидемии Эболы цены на продовольствие там взлетели на 25%, а в некоторых сельских районах - и того больше. Из-за скачка инфляции многие малообеспеченные люди больше не имеют ресурсов для закупки продовольствия. Значит, требуется наша помощь. Сейчас известно о нескольких сотнях сирот, на этот момент - о 800, у которых родители умерли от лихорадки Эбола. Это тоже наши подопечные. Как и больным, находящимся на лечении, им нужны бесперебойные поставки продуктов. Так что здесь много причин, по которым ВПП подключилась к этому кризису. Но мы предоставляем не только питание, мы также занимаемся логистической поддержкой. Это означает, что мы организуем склады, поставляем в районы эпидемий защитные костюмы, обувь и маски для персонала, который там работает и занимается лечением «в поле». Мы также взаимодействуем с инженерами, которым нужно налаживать работу полевых госпиталей, и в случае чрезвычайных ситуаций обеспечиваем их лечение. Все вместе это большой комплекс услуг. Причем мы оказываем его и на уровне местных общин в сельской местности, где население исчисляется лишь сотнями человек. Вместе с ЮНИСЕФ и ООН мы работаем над тем, чтобы потребности в логистике и доставке сотрудников здравоохранения во время этого кризиса постоянно удовлетворялись.

- А вам лично приходилось ездить в зоны эпидемии?

- Мне - нет. Я еду туда, где нашей команде требуется моя поддержка. А там я им не нужна. Я нужна здесь, чтобы собирать финансирование и вести переговоры с мировыми лидерами, это позволяет нам быть уверенными в том, что в случае экстренной необходимости финансовая помощь и весь инструментарий для работы будут предоставлены ВПП. Назавтра после нашего с вами интервью я собираюсь на встречу со всеми региональными лидерами, чтобы удостовериться в правильной координации усилий всех, кто занимается этим кризисом, и ООН - все ли работает быстро и нужным образом.

- А в каких случаях вам все же приходится отправляться на место бедствия?

- Когда я еду? Лучше поясню на конкретных примерах, чтобы было понятно. Я была на Филиппинах - не в первый день [после разрушительного тайфуна в ноябре 2013 г.], через неделю. Была в Сирии пять раз.

- Там, наверное, было опасно, в Сирии?

- (Улыбается.) Меня хорошо защищают. Еще я ездила в Ирак дважды или трижды, в Центральноафриканскую Республику, в Южный Судан. То есть я еду, когда это безопасно для меня, когда я могу принести пользу нашему персоналу на месте, куда отправляюсь, снять какое-то давление на него. В регионы с эпидемией лихорадки Эбола я собираюсь в ближайшие недели, но это должно быть безопасное место, его еще предстоит утвердить. Но в целом мы исходим из того, что мое время в странах, куда я еду, должно использоваться эффективно для нашей организации.

- Как планируется ваш бюджет? Вы можете каким-то образом прогнозировать возникновение кризисов вроде эпидемии Эболы?

- (Улыбается.) Нет, мы не можем. Невозможно прогнозировать ни такие кризисы, ни конфликты, ни чрезвычайные ситуации. Поэтому-то нам и требуется быстрый отклик от частных доноров и доступ к правительствам, частному сектору и фондам, чтобы попросить о финансовой помощи. Дело в том, что у ВПП нет обязательных взносов, она финансируется полностью на основе добровольных пожертвований. И прямо сейчас у нас нет всех необходимых ресурсов, чтобы удовлетворить нужды всех стран, которые мы обслуживаем.

- Как устроено ваше финансирование? Вы получаете множество частных пожертвований по $5-10 или в основном приходят крупные пожертвования от банков и корпораций?

- И то и другое. Приходит много пожертвований от людей через интернет, мы на самом деле благодарны за каждый доллар, отправленный через www.wfp.org. Люди со всего мира могут отправлять пожертвования через наш сайт. Но реальность заключается в том, что наш годовой бюджет превышает $4 млрд. Так что мы обращаемся за помощью к правительствам. В декабре я собираюсь посетить Россию, потому что российское правительство было очень щедрым по отношению к нам в последние несколько лет. Мы очень внимательно относимся к расходованию средств. Мы инвестируем их в качество жизни. И правительства продолжают делать взносы в ВПП, потому что знают: мы эффективно и ответственно расходуем средства их налогоплательщиков.

- Во что конкретно инвестируются пожертвования?

- Мы покупаем продовольствие у дистрибуторов - это $1,5 млрд в год. Еще примерно $800 млн ВПП распределяет в виде наличных и ваучеров, чтобы малоимущие люди могли на них покупать себе еду на рынке и в магазинах там, где доступ к продовольствию есть. Мы берем в лизинг грузовые автомобили и самолеты, чтобы обеспечивать быструю доставку питания на места.

- То есть у вас собственная логистическая инфраструктура?

- Да, потому что способность немедленно доставлять еду, товары и все, в чем нуждаются люди, туда, где они нуждаются, входит в нашу миссию.

- Можете рассказать побольше о щедрости российского правительства по отношению к вашей организации?

- Российское правительство увеличивает свои взносы, признавая, как и другие правительства, что потребности мира в нашей помощи возрастают от года к году. Сейчас в мире больше беженцев, чем во времена Второй мировой войны, больше конфликтов и кризисов. В этом году правительство России пожертвовало $51 млн ВПП. В последние годы ежегодные взносы России тоже составляли около $50 млн. Кроме того, нам выделили грузовики для Афганистана, а когда конфликт в Афганистане пошел на убыль, то дали возможность перебросить эти грузовики в Центральноафриканскую Республику, поскольку у нас там была крупная операция. Так что Россия - это донор, который наращивает пожертвования. Надеюсь, мы продолжим сотрудничество с вашей страной, а ее экономика продолжит рост. Мы доказали свою эффективность в том, как превращать деньги в реальную помощь нуждающимся в ней людям по всему миру.

- Получается, у вас есть годовой бюджет - и каждый год вам только предстоит набирать пожертвования, чтобы он сошелся.

- Нам не удается собрать именно столько, сколько нужно. По нашим оценкам, в 2015 г. нам понадобится $6,2 млрд. А собрать, по нашим же оценкам, удастся около $4,5 млрд. Этот недостающий $1 млрд с лишним мы могли бы потратить на детей, которым нечего есть, на больший доступ к школам для них там, где это необходимо, на оказание помощи фермерам. Поскольку мы никогда не собираем столько, сколько нужно для нашей деятельности, мы всегда призываем людей понять, что ни один ребенок в мире не должен страдать от голода. И надеемся, что они будут больше жертвовать в ВПП.

- Но пока что крупнейшими вашими донорами, очевидно, остаются правительства.

- Да, 95% взносов приходят в ВПП из правительственных источников. Мы расширяем вовлеченность частного сектора и фондов, а также физических лиц. И наша задача - продолжить поиски частных доноров. Пока что основное финансирование идет от государств.

- А ситуация с финансированием ВПП как-то менялась в последние десятилетия?

- ВПП существует 50 лет, она появилась уже после Второй мировой войны. И что точно изменилось за эти годы, так это количество кризисов, происходящих одновременно, и число беженцев - как я уже говорила, сейчас эти два показателя на самом высоком уровне за всю историю ВПП. Потому-то бюджет ВПП и рос по экспоненте, что количество людей, нуждающихся в продовольственной помощи, так увеличилось. Наш бюджет - это прямое отражение их потребностей.

Раньше, когда мы собирали пожертвования, многие правительства выделяли нам продовольствие. Но потом еще больше правительств стали выделять нам деньги, потому что продовольствие в зонах бедствия часто есть, но людям не на что его приобрести. Так мы стали распределять больше денежной помощи на местах. Это тоже крупное изменение в нашей практике.

- Мы говорили о российских пожертвованиях, а как обстоят дела с пожертвованиями правительства США и Китая?

- США - наш крупнейший донор, так было всегда с момента основания ВПП. Китай пока растущий донор. Мы получаем больше пожертвований от европейских стран и Канады, чем от России и Китая. Конечно, чем больше будет расти экономика России и Китая, тем больше будет возможностей у них инвестировать в нашу программу.

- Вам нравится сериал Netflix «Карточный домик» (о буднях вашингтонской политики, главный герой которого - куратор демократической партии в конгрессе, интригами добивающийся отставки президента США и занимающий его место. - «Ведомости»)?

- В Риме [где находится штаб-квартира ВПП] нет возможности смотреть Netflix! (Смеется.) Так что видела немного, только однажды. То, что я видела, мне понравилось.

- Но это правдоподобная история, на ваш взгляд?

- Никогда не работала в конгрессе, так что не могу сказать. Но это все же развлечение. (Улыбается.).

Довиль

Эртарин Казин о проблеме голода в мире

«Голод существует по нескольким причинам. Самый большой вызов, перед которым мы стоим сегодня, - это острый голод в зонах стихийных бедствий, таких как тайфуны и землетрясения, военных конфликтов, которые ограничивают доступ людей к продовольствию, как в Южном Судане и Центральноафриканской Республике». «Другая проблема - это хронический голод, который возникает там, где у людей нет финансовых ресурсов, где семьи страдают от безработицы и болезней и не могут прокормить своих детей. То есть такой голод - результат хронической бедности. Сейчас в мире хронический голод испытывает 805 млн людей. В сельской местности с этим голодом можно справиться, помогая финансами фермерам, обеспечивая поставки продовольствия в такие районы, устраняя растрату ресурсов». «Я убеждена, что мы можем победить хронический голод в обозримой жизненной перспективе, это выполнимая задача. Сейчас нам, чтобы ее решить, не хватает доброй воли людей, наших доноров. Они должны убедиться, что мы инвестируем в многоуровневую и многолетнюю программу, которая позволит изменить масштабы голода в мире. У нас есть все инструменты для этого, есть понимание, как это делать. Это возможно. Все, что нам нужно, - это долгосрочные инвестиции. Такая проблема не решается за сезон, тут требуются многолетние усилия, чтобы у людей, которые не могут сейчас прокормить себя и своих детей, появились для этого возможности».