Портрет писателя в образе паяца

Этот посмертный реванш в Париже Хармсу мог бы понравиться. Судите сами. Практически все его произведения переведены, их ставят в театре, недавно даже появилась опера на тексты «Случаев». А теперь для интерпретации его «Старухи» собрались трое великих: главный авангардист мира режиссер Роберт Уилсон, легендарный танцовщик Михаил Барышников и культовый голливудский актер Уиллем Дефо.

Столь единодушного успеха, какой выпал на долю спектакля по Хармсу, парижский театр Thеаtre de la Ville уже давно не знал. Уилсона в последние годы часто упрекали в том, что его блистательный формализм выдохся до повторяемых приемов: приложи к любой теме - выходит красивый, как с конвейера, спектакль. «Старуха» (The Old Woman) вновь подтвердила репутацию режиссера как волшебника сцены, а дуэт двух артистов, несомненно, войдет в легенду.

На занавесе-заставке - черно-белая литография галантного века, на которую, как в коллаж, втиснуты летающие персонажи балагана: пурпурная собака, танцовщица и эксцентричный господин в желтых брюках с красным котелком. Прямо по Хармсу. «Вот и собака полетела. Вот и сон полетел». Потом на фоне типичного уилсоновского светового задника появляются два лунных Пьеро на качелях. У обоих одинаково набеленные лица, утрированный макияж и напомаженные волосы, абсолютно ернически торчащие у одного вправо, у второго - влево. Клоуны-близнецы поочередно повторяют текст поэмы «Голод»: «С утра просыпаешься бодрым... А потом начинается ужас».

Это своего рода эпиграф к спектаклю, построенному как сюрреалистический сон, где жуткое и смешное спаяны: писатель, который хотел бы написать роман о чудотворце, не творящем чудеса, встречает во дворе своего дома старуху с часами без стрелок. Встреча эта его поразила, хотя он еще даже и не догадывается, каковы будут ее последствия... Формальный театр Уилсона, как оказывается, хорошо соответствует характеру хармсовской прозы (впрочем, и рисункам тоже). Сдвинутости смысла, деконструкции действительности соответствует сдвинутость пространства и деформация каждого предмета, попадающего на сцену, а сама эстетская картинка - черный планшет, замкнутый световым задником пастельных тонов, геометрические линии пересекающих сцену неоновых трубок - каждый раз разбивается вторжением ярких красок лубочных предметов. Так и в музыкальной партитуре чередуются джаз, госпел и отдельные сухие звуки-щелчки барабанов театра но.

И без того фрагментарный сюжет повести «Старуха» еще и многократно раскалывается внутри текста спектакля не только включением в него стихов Хармса и отрывков из тех же «Случаев», но еще и тем, что каждый монолог повторяется дважды: Барышниковым - на русском и Дефо - на английском. Герой здесь тоже расколот надвое. В повести шесть персонажей. Уилсон придумал разложить весь текст на двух актеров, названных А и Б. Они проигрывают все роли, но, по сути, представляют две ипостаси главного героя, писателя. Кто такая старуха, так и не ясно, режиссер явно не искал ответа на загадки текста, а попытался найти сценический эквивалент стилистике русского абсурдиста, вписав в нее судьбу самого Хармса. То, что Барышников говорит полспектакля на русском, становится знаком присутствия самого автора, придает всему действу волнующую эмоциональность, обычно не свойственную Уилсону.

Театр Уилсона - театр художника, в нем все подчиняется визуальному ряду, в том числе и актеры, которые входят в его спектакли как в партитуру танца, где нет ничего случайного, ни одного движения или слова, что не вписывались бы в эстетически законченную картинку. В Барышникове и Дефо Уилсон нашел несравненных исполнителей своих фантазий. Два гениальных паяца, с восхитительной легкостью переходящие от утрированной мимики экспрессионистского театра к элегантным абсурдным экстравагантностям мюзик-холла, сохраняя при этом метафизическую отрешенность буто. Видно, с каким наслаждением предаются игре эти двое. Барышников был известен как гениальный танцор - парижский Хармс выявил еще и феноменального актера. Ах, чего только стоит эпизод, в котором Барышников забавляется с кастаньетами, в качестве которых используется выпавшая челюсть старухи!

Божественная игра и стала главным героем спектакля.

Париж