Философия свободы: Таежный союз

Российские элиты выступили законодателями мод в постсоветской политике, заявив о необходимости модернизации. Заявление было громким, возбудило немало надежд у россиян и подвигло элиты соседних стран на такие же заявления.

Впрочем, модернизация уже забыта лидерами, а у «низов» возник устойчивый инстинкт ожидать подвоха при произнесении этого слова. Ибо стало ясно: наши страны не поддаются модернизации - даже такой сугубо технической, как медведевская.

Все дело в том, что модернизация мало зависит от сиюминутных тактических игр политиков. По большому счету модернизация - это долгий культурный глобальный процесс воплощения ценностей модерности в реальность. На территории большей части нынешних постсоветских стран этот процесс начался в конце ХVII в. и длился вплоть до конца ХХ в.

Универсальная модель модернизации предполагает «расколдовывание» мира традиционных обществ, их рационализацию. Таким образом, наука обретала новое влияние на общество через систему образования. Экономика, получив технический толчок от науки, становилась отдельной сферой человеческой деятельности. Политические институты с веры в мистическое право суверена на власть были перенесены на рационально обоснованный фундамент гражданских прав и ответственного правительства. Человечество вырывалось в новый мир научной, технической, индустриальной и социальной революций.

История модернизации - это история попыток, срывов и новых попыток воплощения современного общества с его образованием, экономикой и политикой. Эта история в наших палестинах полна трагичных долгих срывов и драматических успехов. История модернизации протекала от революции к контрреволюции, от реформ к застою.

Уже в ХХ в. стало ясно, что многие модерные проекты трещат по швам. Накопившиеся противоречия между рациональным принципом и иррациональным его применением привели современность к кризису.

И вот в этот момент постсоветское пространство оказалось лабораторией глобальной истории по отработке альтернативных сценариев демодернизации - от теоретической разработки и до практического воплощения антимодерных моделей социально-политического устройства.

Новое варварство пытается наступить именно там, где пленка цивилизации особенно тонка. С энергией, достойной лучшего применения, постсоветские элиты тратят на демодернизационное творчество невозвратимый ресурс времени своих обществ, усилия своих идеологов и финансы подконтрольных им режимов.

В культурах и России, и Украины, и Казахстана, и остальных бывших союзных стран советская модернизация самым радикальным образом - при помощи демоцида и экономической автаркии - разрушила традиционные уклады жизни. Нынешние же демодернизационные проекты направлены на создание новых «традиций», сплава идеологии и политико-правовых охранительных режимов. Одни постсоветские народы рванули в этнонационализм, основывая государства на крошащемся фундаменте трайбализма (Таджикистан, Грузия, Армения). Другие уверовали в империализм, сжигая ресурсы на неэффективные интеграционные проекты (Россия). Третьи, с разнородным населением, зажатым в советских административных границах, пытаются построить режимы, включающие в себя элементы от гражданского национализма до теократии (Украина, Белоруссия, Туркменистан). И все пытаются найти корни в прошлом, изобретая свою «традицию».

При этом ключевые для модернизации институты критического мышления все больше теряют поддержку обществ. Превращение учителей в «клиентов-бюджетников», закабаление вузовских преподавателей «горловыми часами», аннигилирующие «реформы» академий наук и инвестиции доверия и денег в лженауки (от парапсихологии до геополитики) - это все события одного демодернизационного ряда.

Публичное применение разума в модерных политических режимах вело к классическому разделению ветвей власти, а также к созданию профессиональных государственных управленцев, отделенных от политической сферы. Разнородные культурные пространства организовывались в федерации и системы с самоуправляемыми местными общинами. Таким образом воплощались в реальность властные системы с такими механизмами внутреннего контроля, которые бы позволяли гражданам и малым группам реализовывать свои политические и экономические права. При всем их различии постсоветские демодернизационные модели направлены на обратное: ветви власти сливаются в вертикаль, а бюрократы становятся властителями-собственниками. Властители контролируют несамостоятельные местные общины. А собственники перераспределяют в своих интересах блага между клиентами. Система устроена так, чтобы возможности для функционирования права, а также для личной или коллективной автономии были сведены к минимуму.

То же самое происходит в экономике. Модерное предпринимательство превращено в малозначимый уклад, а госкорпорации становятся основным каналом получения и перераспределения благ. Получатели благ, не способные к самозанятости, - это клиенты, не нуждающиеся в гражданских правах.

Культуры нового околдовывания становятся все весомее на просторах Западной Евразии. Для взаимной поддержки своих режимов постсоветские лидеры нуждаются в простых формах межстрановой интеграции. Цель такой интеграции - утверждение демодернизации на пространстве бывшего СССР. Именно этой цели и призван служить Таможенный союз.

Рожденные в глуши Беловежской пущи, постсоветские режимы эволюционировали до топей тайги, до интернационала таежного союза.