Политэкономия: Новый политический период
Широкий разброс оценок, которые получили в прессе сентябрьские выборы в местные органы власти, лишь отражает общую неопределенность дальнейшего развития политической ситуации в стране. В зависимости от собственных политических взглядов, эмоционального настроя, интерпретации данных электоральной статистики наблюдатели расценили результаты голосования по-разному.
Одни увидели в них убедительные свидетельства ослабления позиций власти и первые признаки начала перемен. Другие, напротив, пришли к выводу, что власть, осуществив смелый маневр, допустив к участию в избирательной гонке известных оппозиционных политиков, показала свою силу. Она продемонстрировала, что может сохранять контроль над ситуацией в стране, опираясь не только на административный ресурс и всевозможные ограничения. Третьи же вообще расценили проявления конкурентности на прошедших выборах как результат резкого обострения борьбы между разными кремлевскими группами, выплеснувшейся в публичную сферу.
Из каждого из подобных суждений вытекают совершенно разные сценарии - от постепенного нарастания давления оппозиции на власть до сохранения и даже укрепления нынешнего status quo или же до возникновения в нашей политике нового фактора - верхушечной публичной конкуренции как двигателя перемен.
Широкий разброс мнений не случаен. Страна как-то незаметно вошла в новый период ее современной истории. Энергетика развития за счет внешних источников исчерпана, и, стало быть, возможности для поддержки политического и социального порядка, основанного на централизованном государственном распределении ресурсов и патерналистской социальной политике, который обеспечивал системе стабильность и устойчивость, постепенно тают. Поэтому любая попытка запуска внутренних механизмов развития означает и неизбежную перестройку социального и политического порядка под новые экономические реалии.
Нельзя сказать, что исчерпанность сложившейся в нулевые годы политико-экономической модели не осознается в высших эшелонах власти по крайней мере отдельными группами. Но дело в том, что любое серьезное изменение обязательно затронет интересы не только могущественных верхушечных кланов, но и массовых слоев населения. Социальная основа существующего порядка окажется перед серьезными вызовами. Причем не только в случае осуществления лишь экономической либерализации, но и при стремлении к еще большему закрытию экономики и дальнейшей ее этатизации. Верхушечные группы, даже осознающие необходимость изменений, приоритетом считают сохранение позиций во властных структурах, дающее им возможность удерживать контроль над огромными ресурсами. Они предпочитают не рисковать по вполне понятной причине: при отсутствии угрозы существованию системы опасения потерять всё всегда оказываются сильнее стремления к социальному экспериментаторству.
Именно поэтому разногласия между такими группами даже по стратегическим проблемам дальнейшего развития страны не перерастают в расколы правящей элиты. В публичную же сферу выплескиваются - да и то в сильно завуалированном, опосредованном виде - лишь межгрупповые конфликты по тактическим вопросам, как это проявилось на недавних выборах. В итоге возникает серьезный разрыв между пониманием необходимости изменений и отсутствием воли и субъекта для их осуществления.
Ситуация, сильно напоминающая Советский Союз в предгорбачевский период. Тогда многие люди в верхних эшелонах партийной и советской бюрократии понимали, что надо что-то делать, но политическое руководство страны предпочитало ограничиваться попытками улучшения качества управления. Результат известен - благоприятный момент для проведения реформ был упущен. Хорошо известно, что даже попытки эволюционного выхода из жесткой системы всегда сопровождаются рисками ее разрушения, но особенно - в условиях ограниченных и сокращающихся ресурсов, что и произошло с Советским Союзом.
Вот и сейчас и класс управляющих, и те, кем они управляют, пытаются отмахнуться от нарастающих проблем паллиативными мерами. Первые уповают на введение режима жесткой экономии, очевидно полагая, что нужно пережить тяжелые времена, ничего не меняя, а там, глядишь, все как-то образуется. Вторые, набрав потребительских кредитов, отчаянно стремятся удержать достигнутый в нулевые годы уровень жизни. Ясно, что в перспективе подобные стратегии ни вместе, ни по отдельности ничего не решают. Но сам разрыв между пониманием проблем и неготовностью их решать порождает растущую политическую неопределенность, эффект которой лишь усиливается слабостью политических институтов.
В обстановке, когда нет устойчивых правил игры, а деятельность институтов в значительной степени определяется текущей политической конъюнктурой, это приводит к тому, что любое более или менее резонансное событие, будь то важное назначение на высокую государственную должность или «нестандартные» итоги выборов, порождает сильно расходящиеся оценки и надежды. Важно, однако, другое: описание и анализ этих оценок не сводятся лишь к интеллектуальным упражнениям. В той или иной степени они всегда указывают на возможные направления потенциальной политической динамики.