Вагит Алекперов: «Разве я похож на человека, который что-то продает?» - Вагит Алекперов, президент и крупнейший совладелец «Лукойла»

- Да, такой центр чувствуется. Но я не говорю о персоналиях. «Роснефть» - наши коллеги, которые развиваются собственным путем, у них свое видение стратегии развития компании. А вопрос по Требса и Титова, я считаю, будет урегулирован. Кстати, в лицензии на Требса и Титова прописан ряд условий, которые, как мы считаем, не вполне отвечают интересам государства.

У частных российских компаний должны быть равные права с государственными - Вагит Алекперов уже не первый год пытается объяснить это властям. Несмотря на нулевой результат, руководитель крупнейшей частной нефтяной компании в стране продолжает бороться за право разрабатывать шельф и надеяться, что закон о недрах, «дискредитирующий» Россию, будет изменен

- На прошлой неделе «Лукойл» и «Башнефть» сообщили о начале добычи на месторождениях им. Требса и Титова. Это хорошая новость. Но лицензия на участки до сих пор принадлежит «Башнефти», а не СП, хотя «Лукойл» инвестирует в разработку 25%. Устраивает вас эта ситуация, не опасаетесь потери денег?

- «Башнефть-полюс» является инвестором проекта Требса и Титова, и я хотел бы подчеркнуть беспрецедентность сроков обустройства месторождения: при сроке запуска в 2018 г. мы ввели месторождения в 2013 г. - представляете, насколько это экономически выгодно для России! В столь сжатые сроки такого рода месторождения еще не вводились! И это дает возможность нашему государству получить дополнительный доход, который исчисляется десятками миллиардов рублей.

Что касается лицензии, я считаю, она в довольно коротком периоде будет переоформлена на СП - сейчас этому мешает предписание Роснедр, выданное «Башнефти»: компания сделала (а «Башнефть-полюс» профинансировал) сейсмику 3D, хотя в лицензии прописана 2D.

- Вам не кажутся такие претензии смешными, ведь из 3D легко можно вычленить результаты 2D?

- Конечно. И все специалисты недоумевают, ведь 3D - это более качественная и дорогостоящая сейсмика, дающая полную информацию о месторождении, и 2D из нее арифметически вычисляется. Конечно, это было субъективное решение Роснедр. Мы надеемся, что этот вопрос будет урегулирован и уже в ближайшее время мы переоформим лицензию на «Башнефть-полюс».

Это выгодно и государству - ведь разработка месторождения дает дополнительный доход, а передача месторождения СП - это возможность лучше администрировать налоговую базу, потому что в этом случае будет единое юридическое лицо со всей полнотой ответственности, а не как сейчас, когда лицензия на одной компании, инвестором является другая...

- То есть вы рассчитываете, что Роснедра отменят предписание и не придется дожидаться зимы и проводить 2D?

- Мы все же надеемся, что здравый смысл возобладает и они пересмотрят свое решение. Многие профильные институты уже дали заключение.

- Вы сказали, что это решение было субъективным, - а вы не считаете, что оно было политическим? Например, была версия, что бывший руководитель Роснедр Александр Попов действует в интересах Игоря Сечина. Вы такую точку зрения разделяете?

- Сегодня сложно говорить, г-н Попов уже в отставке, за Роснедра отвечает другой человек, поэтому я не хотел бы это комментировать. Но то, что было субъективное отношение к этому процессу, что оно существует, - это факт. Был инициирован и ряд судебных процессов от непонятных акционеров «Башнефти»... Мы надеемся, что в ближайшее время этот вопрос будет урегулирован.

- А вы считаете, это действия одного центра - Игоря Ивановича Сечина?

- Вы имеете в виду обязательство поставлять 42% нефти на переработку на российские НПЗ?

- Этот вопрос решаем - мы соединили трубопроводом Харьягинское месторождение с терминалом на Варандее, а Харьяга соединена с системой «Транснефти». Так что поставить нефть Требса и Титова на башкирские или другие российские заводы не проблема.

- А обязательно поставлять нефть именно Требса и Титова? Ее что, нельзя заменить другой?

- Я этого тоже не понимаю. У нас нет нефти персональной. Никто не может сегодня сказать, чья нефть из Западной Сибири поступает на заводы «Лукойла» - добыта она на месторождениях «Лукойла» или, скажем, «Сургута». Система «Транснефти» едина - в этом благо нашей страны, есть возможность перебросить нефть из любой точки в любую, не останавливать производство. Так что я считаю, что эти вопросы были субъективными и они будут урегулированы.

- А сейчас вы какую нефть будете отправлять на переработку - Требса и Титова или все же замещать?

- Ну пока мы отгрузки не делали - идет накопление нефти, но если будет необходимость, то мы, конечно, заместим ее. Возможно, нашей или добытой на месторождениях «Башнефти», она может быть любая - это вопрос технологический.

Акции «Лукойла» я только покупаю

- После поглощения «Роснефтью» ТНК-ВР банкиры и чиновники рассказывали, что госкомпания интересуется «Башнефтью» и даже задумывалась о «Лукойле». Слышали ли вы о таком интересе и что о нем думаете?

- Я бы не хотел комментировать непроверенную информацию, потому что она была только в прессе. Но нам не поступало официальных предложений, не было и переговоров. Потом, компания «Лукойл» не продается - я постоянно это повторяю. Кто хочет купить пакет акций «Лукойла» - он всегда может пойти на биржу. Это наиболее ликвидная из российских компаний. У нее сегодня большой пакет акций на фондовом рынке. Поэтому любой, кто захочет купить пакет акций - даже значительный, - может это сделать!

- Собственно, вы так поступали много лет, постепенно увеличивая долю. Но в последние несколько месяцев менеджеры стали гораздо активнее скупать бумаги. Все это совпало по времени с сообщениями об интересах «Роснефти» к новым активам, и у инвесторов появилась версия: менеджеры скупают, чтобы потом перепродать с премией за контроль.

- Знаете, это решение [о покупке акций менеджментом компании] было принято задолго до того, как появилась информация о возможной продаже «Башнефти». Это отдельная наша политика. Вы много лет меня знаете - разве я похож на человека, который что-то продает? Нет! Разве что непрофильные активы. А акции «Лукойла» я только покупаю. И самое главное - мои наследники в течение очень долгого времени не будут иметь права продать акции «Лукойла»: в своих завещаниях я четко прописал, что будет создан фонд по управлению этой долей, и наследники долго к этим акциям подойти не смогут.

- Вы же говорили, у вас один наследник - сын Юсуф, а теперь во множественном числе...

- Да. Но у меня и супруга есть.

- Не можете себе даже представить, что что-то может заставить вас продать «Лукойл»?

- Нет, не могу представить.

- Есть и противоположная версия, объясняющая активную скупку: это защитная мера от того, чтобы кто-то другой не смог собрать крупный пакет.

- Нет, и эта версия не верна. Акции слишком дорого стоят, чтобы действительно крупный пакет приобрести, - это очень большой риск для любого инвестора, тем более если иметь менеджмент в качестве крупнейшего акционера.

- Контроль-то собрали, если все вместе посчитать?

- Не скажу. Но у нас цель не контроль, у нас цель другая. Мы считаем, что акции недооценены, и все аналитики говорят: лучшие инвестиции для нас сегодня - акции «Лукойла». Мы платим достойные дивиденды два раза в год, мы по всем стандартам приблизились к нашим западным коллегам, поэтому я считаю, что это хорошие инвестиции, которые в любом случае будут оправданны.

Крупных независимых активов в России фактически не осталось

- Почему, по-вашему, компания недооценена?

- Разные есть аспекты: первый - это, как говорят инвесторы, страновой риск, его нужно учитывать. Наш рейтинг сегодня высок, он подтвержден всеми агентствами, есть ожидания наших инвесторов, как мы справимся с проблемами Западной Курны - 2, вводом этого месторождения. Я надеюсь, что мы справимся. Сегодня огромное количество людей работает на этом месторождении, и, я надеюсь, в конце этого - начале следующего года мы введем это месторождение в эксплуатацию. Всех волнует и Западная Сибирь, как мы справимся с вопросами стабилизации добычи, - как вы видите, мы прикладываем усилия и справляемся, не любой ценой, конечно, но справляемся.

- В прошлом году не получилось нарастить добычу в России, а какой прогноз на этот?

- В этом году мы приобрели «Самара-нафту», провели мероприятия по Западной Сибири, в Тимано-Печоре начали наращивать добычу, в Пермском крае, на Каспии. Это даст примерно 2%-ный прирост к результату прошлого года (по России, с учетом добычи «Самара-нафты»).

- Будете продолжать экспансию или планируете расти только за счет лицензий?

- Крупных независимых активов в России фактически не осталось. Есть небольшие компании с геологоразведочными проектами, которые по финансовым или другим причинам не способны эксплуатировать месторождения. Мы смотрим на них, но таких активов, как «Самара-нафта», на рынке уже просто нет.

- А «Дулисьму» не смотрели?

- Смотрели, вели переговоры со Сбербанком, но считаем, что этот проект экономически тяжелый, и мы не пришли к общему пониманию цены.

- Не считаете ли, что переплатили за «Самара-нафту»?

- Нет. Ряд российских инвесторов уже после покупки этого актива предложили нам за него на 30% больше.

- А почему они на конкурс не пошли?

- Многие просто думали, что продавец будет делать второй тур, а он решил отдать актив нам в первом туре. Второго не было - и некоторые желающие сделали предложение, а это говорит о том, что мы не переплатили.

Когда слоны в посудной лавке, тесно становится!

- Полтора года назад вы говорили, что у вас есть 5-7 потенциальных кандидатов в преемники. Не определились еще? Как долго вы собираетесь руководить «Лукойлом» в оперативном режиме?

- Компания развивается. Вы видите, на российском рынке сложная ситуация - конкуренция возрастает. И я считаю, что какой-то период я еще должен работать в компании - и активно работать! В среднесрочной перспективе я должен оставаться оперативным руководителем «Лукойла».

- Вы говорите, что конкуренция растет, но рынок же сужается - компаний все меньше...

- Растет конкуренция за активы, их становится все меньше. Знаете, когда слоны в посудной лавке, тесно становится!

- Особенно если один из слонов все время растет... С «Роснефтью» становится сложнее конкурировать?

- Вы знаете, как правило, мы конкурируем за активы. И, например, конкурс по Имилорскому месторождению показал, что мы - сильный конкурент на российском рынке, потому что смогли победить в конкурсе, где присутствовали и «Роснефть», и «Сургутнефтегаз», и «Газпром нефть». Мы можем постоять за свои интересы, потому что платим справедливую цену за активы.

- А не завышенную?

- Справедливую! Мы оцениваем экономическую эффективность. Другая проблема в том, что мы сегодня не можем конкурировать и не участвуем в процессах освоения арктического шельфа. Я считаю, это несправедливо. Это нонсенс, когда российская компания на равных не может работать на территории России. В своей стране! Я понимаю, когда нас ограничивают в Европе и других странах, но когда это происходит в России, это нонсенс, и это нужно исправлять! Я этот вопрос ставил и ставлю, мы его обсуждаем, но, к сожалению, пока он так и не решен.

- Полтора года назад, даже чуть больше, вы говорили, что этот вопрос решится в течение года - и частные российские нефтяные компании получат равные права с государственными.

- Да, но, к сожалению, этот вопрос не решился до сих пор. Вы знаете, были совещания, но пока решения нет.

- А в чем причина? Чего власти боятся?

- Я бы не сказал, что они боятся. Был принят закон (в 2008 г. были внесены изменения в закон о недрах. - «Ведомости»), который поставил все с ног на голову. И я уверен, что этот закон будет откорректирован. У меня было даже предложение: просто передать весь арктический шельф пополам «Газпрому» и «Роснефти», но закон отменить, потому что он дискредитирует нашу страну. Инвестиционный климат нужно уравнять во всех пониманиях!

- А что бы изменила передача шельфа двум компаниям?

- Многие проекты были бы просто неинтересны «Газпрому» и «Роснефти» - и мы смогли бы в них участвовать. Нужно, чтобы не было искусственных ограничений. А еще чтобы было узаконено право первооткрывателя. Если мы открыли месторождение - и не важно, какого масштаба: мы рисковали, мы применили опыт, знания и технологии, - мы должны получить лицензию на разработку. Месторождение должно остаться у того, кто его открыл!

- Ну вы же знаете логику госкомпаний в отношении шельфа - они считают, что если у них акционер - государство, то и ответственность выше, в том числе за экологические последствия.

- Я слышал такой аргумент, но считаю, что он не мотивирован. «Лукойл» давно доказал свою состоятельность. «Лукойл» - национальная российская компания, является налогоплательщиком России, контролируется госорганами наравне с госкомпаниями. Мы пользуемся одними и теми же нормативными актами, нас проверяют одни и те же органы. В то же время ВР сейчас крупный акционер «Роснефти». И получение без конкурса крупных месторождений, в том числе в Арктике, дает возможность поднимать капитализацию компании ВР.

- Вице-президент Леонид Федун говорил: мол, слава богу, не пустили «Лукойл» в Арктику, не придется тратить деньги! Вы его позицию разделяете?

- Я считаю, что такая возможность у нас должна быть. Будем мы участвовать в разработке Арктики или нет - второй вопрос, но в стране должны быть одинаковые законы для всех. Можно ввести какие-то параметры допуска - если хотим российский рынок оградить, можем сказать: это должно быть российское юридическое лицо с головным офисом в России, а перерегистрация в третьи страны может быть только с разрешения правительства России - и это сразу все поставит на свои места. Мы же не унесем с собой железо! Эти три параметра все делают сразу ясным и понятным.

- Закон о недрах был изменен еще в 2008 г., и вы сразу стали высказываться за его изменение. Все еще верите, что вас услышат?

- Да, верю! Я надеюсь, что это произойдет. Когда - не знаю. Может еще затянуться, а может решиться очень быстро. Пока закон еще действует, мы его будем выполнять, но будем продолжать бороться. Потому что этот закон снижает привлекательность инвестиций в российскую экономику, не идет на благо ее развития.

- Несколько частных компаний в прошлом году писали на эту тему письма в правительство. Ответ получили?

- Совещания были по этому поводу, но, к сожалению, это ни к чему пока не привело.

- Говорят, что вы недавно снова попросили президента Путина решить вопрос.

- Я попросил президента внести поправки, касающиеся лицензий, выданных до вступления этого закона в силу. У нас возникают вопросы в Калининграде, на Азове... И такое поручение есть - работа идет.

В первую очередь мы хотим развиваться в России

- С такими ограничениями какие видите перспективы для развития в России? За счет чего расти?

- Мы рассматриваем ряд геологоразведочных проектов: будем участвовать в конкурсах на площади - и в Тимано-Печоре, и в Сибири. Потому что хотим не только поддерживать объемы добычи за счет старых месторождений, но и вводить новые. Готовим к вводу Большехетскую впадину в 2016 г., когда будет достроен нефтепровод «Транснефти». Мы активны на Каспии - устанавливаем опорные блоки на акватории месторождения им. Филановского на севере Каспийского моря. Уже стоят блоки для буровой площадки, жилого блока, в сентябре эту работу закончим, в следующем году начнем воздвигать верхние строения, а с 2015 г. начнем бурение на месторождении им. Филановского. У нас есть текущие проекты, но меня сейчас больше заботят будущие геологоразведочные работы - вот почему мы так хотим рассмотреть где-то крупный участок и использовать наш потенциал.

Мы хотим найти в России крупный геологоразведочный проект, сформировать провинцию, как когда-то мы сформировали Каспий. И мы рассматриваем территории и в Красноярском крае, и в Якутии, и в Иркутской области. Нам нужен крупный проект, и мы надеемся, что Минприроды по нашей заявке объявит на него конкурс или аукцион.

У нас есть крупные перспективные проекты за рубежом. В Западной Африке мы начинаем бурить в Сьерра-Леоне - уже первая буровая стоит, у нас есть Кот-д'Ивуар, Гана, мы расширяем присутствие в Восточной Африке, имеем геологоразведочные проекты в Ираке, вышли на норвежский шельф. Мы рассматриваем еще несколько стран, куда собираемся выйти с геологоразведкой, но в первую очередь мы хотим развиваться в России - инвестировать здесь. У нас есть уникальный опыт и кадры, которые мы должны применять здесь, у себя на родине.

- Вы довольны нынешней стратегией развития компании? Не планируете ее менять?

- Что касается текущей стратегии, мы в нее вписываемся. Но мы корректируем стратегию каждые три года, потому что меняются данные о запасах, появляются активы. Так что в следующем году начнем планировать следующее десятилетие.

Меньше $100 за баррель нефть стоить не будет

- Новости из Сирии взвинтили цены на нефть. Как считаете, надолго ли это?

- Это исключительно спекулятивная цена, краткосрочный взлет. На период кризисной ситуации.

- Какой у вас прогноз на среднесрочную перспективу?

- Я считаю, что меньше $100 за баррель нефть стоить не будет. Потому что экономика - особенно новых проектов, связанных с арктическим шельфом, глубоководными залежами, сланцевой нефтью, - достаточно затратная. И цена меньше $100 не устроит производителя: возникнет дефицит нефти и отток инвестиций из отрасли. Поэтому диапазон $100-115 - это та цена, которая комфортна и для потребителя, и для производителя.

- Если говорить о будущем отрасли в России, в чем вы его видите? Возможно ли здесь повторение сланцевой революции США? Насколько перспективны разработки трудноизвлекаемых запасов, баженовской свиты?

- Налоговый режим для трудноизвлекаемых уже изменен, и компании занимаются этим: кто-то сам, кто-то с зарубежными партнерами. Мы ведем работы и по бурению горизонтальных скважин, и по ГРП, и по внутрипластовому горению, вы знаете, мы поддерживаем горение в «бажене» больше года и получаем хорошие результаты, которые нужно проанализировать, а уже потом приступать к промышленной стадии. Это будущее! То, что запасы в «бажене» есть, - это факт, насколько они будут экономически эффективными и доступными - будет зависеть от нас. Ну и от стимулов государства. Американская система немножко другая. Она стимулирует первоначальный этап, а потом работает от финансового результата. Мы тоже говорим: НДД надо внедрять, надо начинать с эксперимента. Мы с «Сургутом» предлагали сделать этот эксперимент на Имилоре и на месторождении им. Шпильмана... В Минфине было совещание в мае. Дискуссия идет, но пока в вялотекущем режиме. Но мы будем продолжать говорить об этом, потому что НДД надо внедрять - иначе мы не удержим объемы производства, а с ними и объем налогооблагаемой базы, которая сегодня является основным источником для бюджета.

- В этом году «Лукойл» сделал аналитический обзор, из которого следует, что в 2016 г. в России может упасть добыча...

- Нефть и газ - невозобновляемые ресурсы, а каждое месторождение имеет цикл жизни. Так вот вся провинция Западной Сибири сегодня находится на своем завершающем этапе, обводненность месторождений превышает 90%. Это говорит о том, что здесь добычу долго мы поддерживать не сможем. Новых подготовленных провинций, которые могли бы компенсировать это падение, нет. Поэтому необходимо усиление геологоразведки, изменение закона, чтобы мы могли поднимать и мелкие, и средние, и крупные месторождения. Все мировые технологии мы уже применяем, но без ввода новых активов добычу не удержим. Стимулирующие меры запоздали, но все же были приняты. А чтобы ввести месторождение в эксплуатацию, от получения результатов ГРР нужно 11-15 лет - это цикл. Так вот и считайте, что в какой-то момент будет «выполаживание» или даже сокращение добычи, а потом может наступить ее рост.

- При этом «Роснефть» заключила контракт с Китаем, который увеличит поставки нефти в эту страну еще на 15 млн т нефти в год. Откуда их взять, если добыча расти не будет?

- Только за счет изменения направления экспорта. Сегодня Россия экспортирует больше 40% добываемой нефти. То есть «Роснефть» просто развернет часть потоков с запада на восток.

- Не приведет ли это к тому, что Европа заменит нас кем-то и мы потеряем часть традиционного рынка?

- Мир глобален. И сегодня в Европу идет не только российская нефть. А компании должны искать эффективные рынки сбыта. Я поддерживаю «Роснефть», которая формирует для себя новые рынки сбыта - на территории Китая и Юго-Восточной Азии. Мы тоже начали поставки в восточном направлении - они сегодня более эффективны. Пока объемы небольшие - мы поставляем по ВСТО 300 000 т в квартал, но мы накапливаем опыт, а наш сингапурский офис формирует рынок для нефти, которая будет поступать с наших иракских месторождений, - чтобы она не конкурировала с российской нефтью. Мы понимаем этот рынок, выстраиваем долгосрочные отношения с конечными перерабатывающими центрами - в Сингапуре, Индонезии, Южной Корее. И «Роснефть» правильно делает, когда диверсифицирует потоки.

- А российский рынок это никак не затронет?

- В ближайшей перспективе российский рынок не потребует такого количества нефти. Сейчас идет масштабная модернизация нефтеперерабатывающих заводов, которая позволяет выпускать больше светлых нефтепродуктов. Благодаря модернизации объемы перерабатываемой нефти скорее всего будут сокращаться, а объемы производства конечного продукта - увеличиваться. И в общем у нас нет опасений, что мы не сможем обеспечить внутренний рынок.

В Европе нас никто не спрашивал: успеешь, не успеешь

- Как вам идея Минэнерго, которое из-за ремонтов НПЗ недавно предложило временно выпускать вместо бензина «Евро-5» топливо «третьего класса»?

- Я считаю, что это недопустимо, потому что сегодня все компании инвестируют большие деньги, чтобы перейти на экологичное топливо. Нельзя принимать временное решение в ущерб долгосрочным программам и в ущерб здоровью наших людей.

- Возможно, проблема в том, что не все компании успели перейти на «Евро-5»...

- Сроки у всех были одинаковые. В Европе нас никто не спрашивал: успеешь, не успеешь. Если бы мы не перевели на новый стандарт свои заводы - румынский и болгарский, - нас просто бы остановили. И здесь нельзя входить в чье-то положение. Власти установили сроки - а мы под эти сроки формируем свои инвестиционные программы, тратим деньги не для того, чтобы услышать потом: «А я не смогла». Так нельзя, потому что если вы говорите, что сравняете экспортную пошлину на мазут с нефтью, то мы к этому сроку должны или подготовиться, или нести убытки.

- Ну а как быть, если «третьего» бензина не хватает?

- Сегодня бензина на российском рынке достаточно, потому что никто не запрещает производить «третий» и «четвертый», но акцизы на них выше, чем на «пятый». Бензина хватает. Был короткий ажиотаж в конце июля из-за ремонтов, но я не видел ни одной заправочной станции, которая была бы остановлена из-за отсутствия бензина.

- Судя по графику цен на бензин, «Роснефть» и поглощенная ею ТНК держатся в лидерах по самым высоким оптовым ценам на бензин, а в рознице, напротив, в числе тех, у кого цены самые низкие. Как такие ножницы сказываются на рынке и на вас?

- Мы сегодня покупаем часть бензинов на рынке - у нас большая сеть АЗС, поэтому мы не только поставляем на эти станции собственное топливо, но и закупаем часть бензина у «Башнефти». В 2015 г. мы вводим новый каткрекинг в Нижнем Новгороде, который даст почти 1,5 млн т бензина на российский рынок. За счет этого мы закроем проблему своего дефицита.

А коммерческую политику своих коллег я комментировать не хочу - их право формировать свой рынок, как они его видят. Нас регулируют ФАС и Минэнерго: они ежесуточно получают информацию о ценах - как оптовых, так и розничных. Это их функция - давать оценку.

- С такими сильными вертикально-интегрированными конкурентами у независимых розничных компаний есть будущее? И нужны ли они рынку?

- Я считаю, что такой рынок должен быть. Если вспомнить, как выглядели нефтяные компании 20 лет назад, - мы все имели собственные буровые компании, бригады капремонта, технику, строительные компании, банки, страховые компании. Мы имели собственную розницу, нефтепереработку, добычу. За 20 лет мы создали уникальный рынок частных предприятий в виде буровых компаний, сервисных, в банковской сфере. Мы вышли отовсюду! Я вижу, что в будущем крупные компании, так же как и на Западе, будут выходить и из розничного бизнеса. Я не знаю, сколько времени пройдет, - 10 лет или 20. Но будет формироваться новая система. Мы уже начали так работать - около 100 станций передали в управление частным лицам. Схема такая: частное лицо берет нашу станцию в эксплуатацию, гарантирует, что будет продавать только наш бензин (при нарушении мы ликвидируем договор аренды). И это частное лицо бьется за клиента, оно заинтересовано предоставлять дополнительные услуги. А крупные компании все же должны быть нацелены на крупномасштабные проекты, связанные с поиском новых месторождений в труднодоступных регионах, с модернизацией нефтеперерабатывающих и нефтехимических комплексов и обеспечением страны топливом.

Поэтому уже сегодня независимые игроки на этом рынке - это благо. На их базе и будут формироваться будущие дилеры для наших АЗС. У нас в Европе сегодня, в Голландии, на 600 станций весь аппарат - 120 человек. Всего. Все остальные - это частные лица, которые у нас арендуют заправки. В Финляндии у нас 400 станций. Аппарат работающих - с учетом шести нефтебаз - 240 человек. А люди, которые работают на этих станциях, - уже третье, четвертое поколение. Деды их там работали, отцы, сейчас сыновья пришли. Бизнес, который завязан на обслуживании конкретного человека, в таком виде более эффективен, чем когда крупные компании нанимают персонал за зарплату и ему все равно, сколько они заправили людей - 100 человек или 150, все равно, вернется ли к нему клиент. А когда ты отдаешь АЗС в управление, эти люди уже бьются за клиента, чтобы не только он, но и его дети приезжали бы на ту же заправку.

Начинал оператором, как и все

- Вы обещали отправить сына Юсуфа после института работать в Западную Сибирь. Поехал?

- Он уже больше года там. Начинал оператором, как и все, сейчас он технолог, и он должен сам пройти этот путь. Я думаю, что опыт работы два-три года в Западной Сибири для молодого человека уникален: он начинает чувствовать, понимать, сколько стоит жизнь, на что люди живут.

- А когда он станет топ-менеджером «Лукойла»?

- Я думаю, нескоро. Это очень долгий путь, и если у него есть талант - потому что инженером без таланта можно стать, а руководителем нет... Вообще, у нас, чтобы человек стал руководителем среднего предприятия, должно пройти 10-15 лет.

- Вы не слишком строги с сыном?

- Я считаю, он должен пройти курс, который предусмотрен в системе компании. Он сам выбрал этот путь - стать нефтяником, сам пошел учиться в нефтяной вуз, а значит, он должен почувствовать, что такое Западная Сибирь, что такое нефть, что такое рабочая специальность, и только потом идти дальше.

- Не хнычет?

- Слава богу, нет.