Музей как место споров
Директор лондонского Музея Виктории и Альберта (V&A) Мартин Рот считает, что крупнейший музей декоративно-прикладного искусства и дизайна должен указывать человеку путь в будущееМартина Рота долго называли «директором Сикстинской мадонны» – десять лет ему подчинялись все двенадцать дрезденских музеев. Два года назад он стал первым иностранцем, занявшим пост директора важнейшего британского музея – Музея Виктории и Альберта.
– Легко ли быть немцу во главе музея в Великобритании?
– Неправильный вопрос. Давайте лучше я вам вот что скажу. Я всегда был политически активным, и я здесь потому, что у меня всегда был интерес к политике. Музей – важная институция, которая привлекает к себе широкую публику и взаимодействует с ней. Это место дискуссий, форум, агора. Да, это коллекция, но и место дебатов.
– Как случилось, что вы стали руководителем такого крупного и важного в мировом масштабе музея?
– Мне было 35, когда меня пригласили в Дрезден возглавить музейное объединение. Я даже не был искусствоведом, изучал социологию и культурную политику. Жил в Париже, занимался историей всемирных выставок. Потом стал куратором Музея немецкой истории. Меня всегда интересовал старинный Музей гигиены в Дрездене, но я был невъездной в ГДР. А когда пала Берлинская стена, то я сделал там выставку «Прозрачные тела» – к моему изумлению, очень успешную. Она рассказывала о теле, о медицине, психологии, порнографии, сексуальности. Думаю, что это была правильная выставка в правильное время.
– И вы остались в Дрездене.
– Я стал директором Музея гигиены, сделал множество провокационных выставок. Например, про Дарвина и дарвинизм, про аборты, как женщин за них арестовывали, как заставляли делать аборты в концентрационных лагерях, про то, как женщины страдают, когда рожают детей. А потом я выиграл конкурс на должность директора дрезденских музеев.
– Непростая карьера.
– Я совершенно этого не ожидал. Я изучал музеи, но никогда не видел себя музейным работником. Своей карьерой я обязан везению. И еще, может быть, тому, что я готов был рисковать.
– Что сейчас, на ваш взгляд, главное в музейной работе?
– Скажу на примере V&A. Он был основан принцем Альбертом как музей для каждого, как «народный дворец». Не забывайте, что, когда появился наш музей, Фридрих Энгельс писал в Манчестере о положении рабочего класса, а Карл Маркс сидел в Британской библиотеке и писал «Капитал». Я думаю, принц Альберт понимал, что он должен сделать что-то для народных масс, и мне нравится идея того, что он сделал. Музей как был музеем для каждого, таким и остается. Только публика изменилась и Лондон. Мы должны внести в этот глобальный город современный подход.
– Больше показывать современное искусство?
– Я не имею в виду современное искусство, мы стараемся искать современный подход, даже если выставляем средневековое искусство, даже если экспонируем текстиль из Индии или ювелирные изделия из России. Современные вопросы – это где, кто, как и почему сделал те или иные вещи. У нас ведь не музей картин, у нас музей креативности, инноваций, изучения мастерства. Он о создании вашего собственного мира, вашей жизни. Это музей, формирующий ваш собственный стиль, вкус. Вот идея, которую V&A несет и всегда нес.
– То есть музей, развивающий эстетически.
– Всегда, с самого начала, я хотел и хочу добавить этики в эстетику. В том числе в V&A, где такое редкое сочетание этического, социального, имеющего отношение к обществу, – и дизайна, архитектуры, прикладных искусств. Я вижу в этом будущее, поэтому я повесил у себя в кабинете плакат с выставки 1956 года, гласящий: «Tomorrow is now» – «Завтра уже настало». Это мой девиз. Музеи – это не хранилище прошлого, это путь в будущее. Если вы придете к нам после обеда или в пятницу, когда мы открыты допоздна, вы увидите, что музей полон молодежи, людей, которым нет еще и 25. И эта комбинация будущего и прошлого – благодаря ей я чувствую, что это мой музей.