Глобальный мир: Иллюзия суверенитета

Многосторонний миропорядок, созданный в 1940-е гг., рушится на глазах. Национализм обретает все больше сторонников. И «старые», и «новые» государства достают из пыльных шкафов идею абсолютной ценности национального суверенитета, пытаясь вернуться к временам Вестфальского мира 1648 г. Но вернуться в тот мир нельзя.

После краха коммунизма некоторое время казалось, что будущее за постмодернистским государством. Такое государство хотя и остается каркасом политической организации, но готово делиться интересами с другими силами. Правительство в таком государстве отказывается от ограниченного понимания национального интереса в пользу сотрудничества ради безопасности и процветания. ЕС казался моделью нового миропорядка – как ни странно это звучит в свете всего произошедшего в последнее время.

Это не были только грезы наяву. Экономическая взаимозависимость велика. Угрозы, с которыми сталкиваются нации, интернациональны: изменение климата, пандемии, терроризм, распространение оружия и миграция. Мобильность капитала, международные каналы поставок и социальные сети размывают власть государств. Реальность по-прежнему подталкивает к сотрудничеству, но изменилось настроение. Развивающиеся государства, становясь новыми центрами силы, неохотно принимают систему, основанную на четких правилах игры, тем более учитывая, что правила написаны «старыми» государствами. США со своей стороны постепенно отказываются от роли мирового жандарма. Даже в постмодернистской Европе, где для спасения евро нужен еще один решительный шаг в сторону интеграции, идет борьба национальных и наднациональных тенденций.

Новые центры силы – Китай, Индия, Бразилия, ЮАР – предпочитают взаимоувязанному миру Джона Ролза (американский философ ХХ в., автор теории справедливости) абсолютный суверенитет Томаса Гоббса (английский философ XVII в., известный своим трактатом о государстве «Левиафан»). Они предпочитают видеть перед собой ландшафт XIX в., где мощь империи определяется мощью экономики и армии, а баланс сил поддерживается альянсами. В России, где Владимир Путин занят воссозданием царского «старого режима», придерживаются сходных взглядов. Суверенитет – это абсолют. Вестфальский принцип невмешательства требует от мира оставить в неприкосновенности убийственный режим Башара Асада в Сирии.

Америка, как архитектор современной системы, обычно занимала двойственную позицию, как только речь шла о собственной свободе действий. До последнего времени США могли совмещать несовместимое, перекраивая глобальные правила игры на свой вкус. Но нынешний конгресс отказывается принимать даже самые безобидные международные договоры, опасаясь ущемить суверенитет США.

Администрация Обамы только на словах признает миропорядок, возникший на обломках Берлинской стены. В действительности Америка, столкнувшись с вызовами со стороны Китая и замкнутой России, устала от интернационализма. Монополярный мир уступил место эпохе самодостаточной сверхдержавы. Благодаря географическому положению, обеспеченности природными ресурсами и размеру экономики американцы вполне могут позволить себе держаться особняком.

Ситуация в Европе сложнее: 17 стран еврозоны готовы и дальше делиться суверенитетами, но кризис евро разбудил призрак национализма. Франсуа Олланд призывает к политическому объединению Европы и тут же негодует по поводу вмешательства Еврокомиссии в экономические дела Франции. Националистическая тема начинает звучать привлекательно. Нет ничего проще, чем обвинить «чужаков», будь то мигранты или брюссельские чиновники, во всех напастях страны.

Но есть и противоположное мнение. Мне довелось услышать его в Дублине, на конференции по проблемам суверенитета и глобализации в ирландском Институте международной и экономической политики (Institute of International and Economic Affairs). Мировой финансовый кризис сильно ударил по этой стране, но большинство ирландцев согласились бы с мнением Джона О'Хагана, профессора Trinity College: отказавшись от части символического суверенитета, Ирландия получила больше возможностей для защиты собственных интересов.

Взаимозависимость неизбежна и для крупных, и для мелких государств. Настроение в обществах, может быть, и изменилось, но глобализация остается реальностью дня. Более того, процесс размывания государственной власти и усиления негосударственных игроков стал еще более интенсивным.

Европа просто вынуждена действовать как единое целое, если она желает продвигать свои ценности и интересы. Даже Китай уязвим перед лицом глобальных угроз, связанных с мировой инфраструктурой рынков или международных каналов поставок. И США, несмотря на относительную самодостаточность, тоже не могут в одиночку справиться с угрозами своему процветанию и безопасности.

Парадокс сегодняшнего дня заключается в том, что государственный суверенитет возрос в цене. Но если под суверенитетом понимать способность действовать, то эта способность оказывается все более скованной. Устаревший миропорядок должен быть заменен новым укладом, в рамках которого преследуются и общие, и национальные цели.

Но это не значит, что правительства так и поступят. История изобилует примерами ситуаций, в которых политики предпочитают гнаться за иллюзиями. В следующем году Европа отметит столетие кровавого завершения предыдущей стадии глобализации.

FT, 6.06.2013