Игроки: Тема дня – повышение профессионализма

Мария Черток возглавляет один из первых фондов в России – в этом году он отмечает 20-летие. За это время «CAF Россия» стал одним из крупнейших по сборам в России, законодателем моды в благотворительности. Благодаря его проектам на наш рынок пришли лучшие технологии и практики. В чем Мария Черток видит перспективы развития, она рассказала в интервью «Ведомостям»

Объемы российской благотворительности, как частной, так и корпоративной, растут каждый год. За счет чего это происходило и происходит сейчас?

– Двадцать лет назад благотворительности в России практически не было вообще, с точки ноль расти несложно. Сложнее оценить этот рост в цифрах – у нас по-прежнему нет хоть сколько-нибудь точных статистических данных об объемах ни по одному сегменту благотворительности, а все имеющиеся цифры являются результатом экспертных оценок или выборочных (и не всегда корректных) исследований. Это, кстати, один из сдерживающих факторов – не до конца понятен масштаб явления и динамика роста, поэтому сложно принимать решения, например, законодательного характера по мерам стимулирования. Какой основной контраргумент Минфина по проекту закона о налоговых льготах для компаний? Выпадающие доходы бюджета. А как корректно оценить эти потенциально выпадающие доходы, если до конца не ясно, сколько компании тратят на благотворительность? Другим сдерживающим фактором является, несомненно, все еще присутствующее недоверие к НКО и благотворительным организациям со стороны как населения (с этим, кстати, стало значительно лучше), так и компаний и государства. Разворачивающаяся драма с «иностранными агентами» – очень явное подтверждение того, что государство воспринимает НКО как угрозу, а это не может не оказывать воздействия на умы и других участников процесса.

Какие позитивные перемены помогают развитию благотворительности?

– Драйверы роста, конечно, очень разные для компаний и частных лиц. Компании стремятся при помощи благотворительности решать свои прагматичные задачи – взаимодействия с властями, получения маркетинговых преимуществ, повышения лояльности сотрудников, соответствия стандартам рынка, наконец. И это нормально, что рациональное отношение превалирует, это гарантирует устойчивость корпоративной благотворительности. С частными лицами все по-другому, здесь основным двигателем является, мне кажется, растущее стремление влиять на то, в каком обществе мы живем, – не ждать милостей от государства, а решать проблемы самим, вносить вклад, делать правильные вещи, потому что так хочется, а не по указке. В общем, это про гражданское общество и автономию граждан; и чем больше людей ощущают себя гражданами, тем больше будет частной благотворительности.

Несмотря на отсутствие точных цифр, мы все-таки выяснили, что количественный рост есть. А что происходит с качеством? Как обеспечить такое применение ресурсов в благотворительности, которое приведет

к устойчивым социальным изменениям?

– Действительно, не вся благотворительность одинаково полезна. Благотворительная деятельность имеет две стороны – донора, т. е. того, кто предоставляет свои частные средства для нужд общества, и общества, которое благодаря этим пожертвованиям имеет возможность умножить общественное благо, решить те или иные проблемы. И, несмотря на бескорыстность, благотворительность не может не оцениваться донорами с позиций удовлетворения их пожеланий, представлений, идеалов. К сожалению, довольно часто на этом вопрос качества, эффективности благотворительности исчерпывается. Дискуссия на недавней конференции «Ведомостей», посвященная эффективности, это ярко показала – вопрос достижения социальных изменений встает перед нашими благотворителями реже, чем хотелось бы. А ведь именно в этом предназначение благотворительности – менять мир к лучшему, как бы пафосно это ни звучало.

Мне кажется, что это тема сегодняшнего и завтрашнего дня – повышение профессионализма фондов и других донорских организаций (и НКО тоже, кстати), продвижение подходов к работе, которые позволят усилить долгосрочный стратегический взгляд на благотворительность, установку на социальные изменения, а не на латание дыр или пустые хлопоты из лучших побуждений. CAF уже несколько лет проводит «Школу фондов» – обучающий курс для доноров и руководителей фондов, где мы учим именно такому стратегическому подходу, и спрос на такие знания есть, это очень приятно видеть.

Что нужно, чтобы тема эффективности, практики оценки развивались в России?

– Есть масса методологических разработок на эту тему, измерить можно почти все, хотя оценка имеет свою стоимость. Однако мне представляется, что это вопрос прежде всего не цены, а заинтересованности доноров в изменениях, готовности пересматривать собственные подходы, учиться на ошибках. Чтобы сектор развивался в этом направлении, в том числе необходимо, чтобы общество было заинтересовано, чтобы начал формироваться, если хотите, вкус к умной благотворительности, а не только умиление от праздников для сирот. Ну и должно быть больше грамотных профессиональных партнеров в лице НКО, которые способны реализовать действительно полезные программы и проекты.

Корректно ли оценивать эффективность и социальную полезность пожертвований компаний и частных лиц или нужно им дать право на свободный выбор?

– Это совершенно не противоречащие друг другу вещи. Конечно, есть свободный выбор, который необходимо уважать и культивировать. Но деньги, передаваемые на благотворительность, в каком-то смысле перестают быть частными, они посвящаются общественному благу, и общество должно быть заинтересовано в максимально эффективном использовании этих средств, потому что эти деньги создают возможность улучшения жизни многих людей. Поэтому правильно стремиться к тому, чтобы результат был максимальным. Но это все, конечно, такие качественные и тонкие различия, они формируются постепенно через повышение культуры, механизмы прозрачности, а не вводятся по приказу. На Западе тема эффективности, оценки сейчас очень активно обсуждается в связи с кризисом социальных бюджетов – если НКО не смогут доказать свою эффективность, им будет труднее конкурировать за средства государства и доноров. Думаю, и мы к этому пониманию придем.

Некоторые российские олигархи имеют свои благотворительные фонды. Но почему к проекту Giving Pledge, который предполагает передачу не менее чем половины состояния на цели благотворительности, присоединился только Владимир Потанин?

– Для меня здесь скорее стакан наполовину полон, а не наполовину пуст. Прекрасно, что в этом престижном клубе есть теперь российский участник. Потанин первый в России создал свой частный фонд, он один из самых осознанных российских филантропов, поэтому неудивительно, что он стал первым российским участником Giving Pledge. Думаю, он не будет последним. Просто участие в глобальных историях – это все-таки следующий этап, не все к нему пока готовы, наверное. Да и посвятить половину своего состояния благотворительности – это серьезное решение, оно должно созреть.

Какова, по вашему мнению, идеальная модель благотворительности для России и насколько мы далеки от нее сейчас?

– Я убеждена, что устойчивой российская благотворительность станет тогда, когда в ней в той или иной форме будут участвовать большинство граждан. Вклады компаний важны как элемент развития предпринимательской культуры, но они никогда не будут определяющими. У нас сейчас, кстати, доля корпоративного финансирования очень значительна, но это следствие неразвитости других источников. Финансирование со стороны фондов и крупных частных доноров может играть важную роль в поддержке инноваций, культурного наследия, образования, непопулярных тем, но оно также ограничено. Государство предоставляет финансирование в первую очередь в виде закупки социальных услуг, это очень важно, но перекос в эту сторону, который у нас наметился в последнее время, может привести к потере независимости и инновационного потенциала сектора. Фундамент сектора, а также основа его легитимности – это массовые пожертвования частных лиц, широкая общественная поддержка. Поэтому и наши усилия, и активность многих других организаций направлены именно в эту сторону: развитие технологий для совершения пожертвований, социальная реклама, продвижение добровольчества – это все компоненты, необходимые для вовлечения людей, формирования культуры благотворительности.

В развитых странах в последние годы частная филантропия находится в упадке, она стареет, молодежь не очень интересуется социальными проблемами, многие компании, напротив, увеличивают бюджеты на благотворительность. Неужели в России все будет иначе?

– Да, например, в Великобритании обеспокоены низкой вовлеченностью молодого поколения в благотворительность. Мне кажется, мы все-таки находимся в другом положении. По данным исследования CAF «Мировой рейтинг благотворительности» (см. таблицу), у нас как раз наиболее активна группа от 25 до 49 лет – и культурно это очень понятно: когда росло старшее поколение, благотворительности попросту не было. Такая же картина характерна для всего бывшего советского блока. Да и крупные частные доноры у нас и все больше в мире – нестарые люди, заработавшие состояние сравнительно рано, и они предпочитают активно заниматься благотворительностью при жизни, а не просто оставлять деньги фондам по завещанию. Так что мне кажется, частную филантропию хоронить еще рано и в России ее уж точно будет только больше.

Что касается компаний, то я не жду от них увеличения бюджетов, не вижу для этого никаких предпосылок, в том числе экономических. Эти цифры давно вышли на плато, был провал в кризис и потом возврат примерно к тому же уровню, да и по западным стандартам наши компании тратят и так очень много. Если примут законодательство, вводящее налоговые льготы, это может несколько подстегнуть, но вряд ли радикально увеличит благотворительные отчисления. Так что все мои надежды на рост связаны с частными донорами. Если, конечно, все НКО не ликвидируют по закону об «иностранных агентах».