Гендиректор LSE Group: «Российские компании котируются в Лондоне уже 200 лет»

Конкуренция и конкурентоспособность – ключевые понятия для Ксавье Роле, о чем бы он ни говорил: о взаимоотношениях LSE Group с местными национальными фондовыми биржами и альтернативными платформами, модернизации, технологиях, высокочастотном трейдинге или кризисе в еврозоне. В интервью «Ведомостям» на форуме «Россия-2012», организованном «Тройкой диалог» и Сбербанком, генеральный директор одной из крупнейших в мире биржевых групп рассказал о том, как обстоят дела с ее способностью побеждать в изменяющемся мире.

– В 2011 г. крупнейшие мировые фондовые биржи объявили о нескольких слияниях, но большая их часть не состоялась. В январе Еврокомиссия заблокировала слияние между NYSE и Deutsche Boerse. LSE Group была готова к слиянию с канадским оператором TMX, но канадские банки сделали встречное предложение, и эта сделка тоже была сорвана. Каким вы видите будущее сектора? Наступит ли момент, когда на мировом рынке останется всего несколько транснациональных игроков?

– Главная цель LSE Group – выполнять свою стратегию, чтобы стать одной из ведущих диверсифицированных торговых платформ мира. Это стратегия, которая приносит реальные и ощутимые результаты, сбалансированная для всех наших четырех бизнесов, которая дает возможность расти, показывать хорошие результаты и противостоять кризисам. Мы продолжим искать возможности и вступать в партнерства с клиентами ради инноваций и ради предоставления лучших продуктов и услуг. Так, благодаря недавнему поглощению FSTE International Limited мы получили в полную собственность международный бизнес высокого качества, который быстро растет, с большими новыми возможностями роста, который мы надеемся развивать вместе с клиентами.

– На днях был сбой на Токийской фондовой бирже, из-за которого торги были остановлены на несколько часов. Похоже, подобных проблем избежать не удается никому. Возможно ли их как-то решить?

– Посмотрите на площадь, [на которой проходят торги], посмотрите на логистику – проблемы есть всегда, даже если у вас совершенные технологии. Я бы сказал, что проблемы, которые случались на биржах в разных странах мира, обычно имели место, если технологии были старые и не могли справиться с происходившим расширением бизнеса. Пару лет назад мы и сами с этим столкнулись. У нас были проблемы со старыми технологиями, и мы их заменили – на Millenium Exchange. Она оказалась чрезвычайно успешной и чрезвычайно устойчивой. Думаю, что именно вопрос модернизации стал лучшим решением наших проблем. Ведь и у вас в России есть планы модернизировать биржи. Усовершенствованием и модернизацией нужно заниматься постоянно, поскольку потоки капитала все больше.

– Крупнейшие акционеры LSE – это Borse Dubai и Суверенный инвестиционный фонд Катара (Qatar Investment Authority). Какова была их стратегия, когда они покупали доли в капитале LSE в 2007 г.? Довольны ли они своими инвестициями и прибылью, которую зарабатывает для них LSE?

– Мы не комментируем действия наших акционеров, но со всеми крупными акционерами мы поддерживаем хорошие отношения и регулярно взаимодействуем с ними. В деятельности группы создание акционерной стоимости и обеспечение хорошего возврата на вложенный капитал занимают центральное место. Наша стратегия, основанная на диверсификации направлений, продолжает приносить ощутимые результаты – в последнем квартале 2011 г. мы зафиксировали хорошие операционные и финансовые показатели (общая прибыль выросла на 17%).

– LSE – любимая платформа российских эмитентов. Что LSE делает, чтобы привлечь больше эмитентов из России и других развивающихся рынков? Станет листингов из развивающихся стран в Лондоне больше или меньше?

– Лондон всегда – в течение сотен лет, а не только в последнее время – был [привлекательной платформой для российских эмитентов]. Более того, первой не британской компанией, получившей листинг на LSE, была российская компания Muscovy Fur-trading company, это произошло еще два века назад. Так что это очень давнее партнерство. Ценность Лондона в том, что он предоставляет дополнительный капитал. Лондон не конкурирует с местными рынками – у нас есть партнерства с биржами по всему миру. Мы открываем доступ к большему числу инвесторов, дополнительному капиталу, и в большой степени наша политика заключается в том, чтобы поддерживать рост и укрепление местных торговых платформ. Когда ценные бумаги торгуются на местных биржах, тогда им проще провести листинг и за рубежом и привлечь дополнительные источники капитала. Причина, по которой это сотрудничество работает, очень проста: пенсионные фонды и многие фонды, инвестирующие в страхование жизни, которые расположены в Европе, имеют возможность инвестировать в ценные бумаги, которые торгуются, а также проходят клиринг в Европе, поэтому только международные инвесторы или международные компоненты фондов США и Европы могут инвестировать за рубежом. Подавляющее большинство – более 90% всех фондов, пенсионных и других фондов, торгующихся здесь, в Европе и в Лондоне, – могут инвестировать только в ценные бумаги, торгующиеся и проходящие клиринг здесь же. Так что, по мере того как происходит интеграция ММВБ и РТС, это пойдет на пользу российским компаниям, торгующимся здесь. Они начнут привлекать международные фонды, расположенные в Лондоне, которые не могут инвестировать напрямую в Россию. Мы предлагаем – посредством листинга на LSE – доступ к местным компаниям фондам, которые не могут иначе инвестировать в них. То же самое касается и США. Это симбиоз и сотрудничество, это не конкуренция.

– Что вы думаете о высокочастотном трейдинге? Существует точка зрения, что он может представлять опасность. Так, в качестве одной из причин обвала на Нью-Йоркской фондовой бирже в мае 2010 г. называлась деятельность высокочастотных трейдеров. Какую долю в объеме торгов на LSE занимает высокочастотный трейдинг?

– Сложно назвать точную долю, поскольку нет единого общепринятого определения высокочастотного трейдинга. Для LSE Group главное – создать условия для роста ликвидности и обеспечения эффективности торгов для широкого круга участников рынка, поэтому мы готовы работать со всеми легальными участниками рынка.

– А что вы думаете об альтернативных платформах, например Turquoise, которую не так давно LSE Group же и купила? Сильна ли конкуренция с их стороны? Что могут сделать традиционные биржи, чтобы не потерять долю рынка в объеме торгов?

– То, что можно было сделать, мы уже сделали. Но мы считаем, что конкуренция – это хорошо. Потому что она создавала хороший стимул для традиционных торговых платформ, например для нас, для проведения модернизации, усовершенствования и улучшения наших услуг, снижения издержек, усовершенствования технологий. Это то, к чему мы не были готовы, когда было изменено регулирование и принята директива Mifid в 2007 г. LSE не была готова к этому и пострадала от этого. У нее были слишком старые технологии, ее издержки и комиссионные были слишком высокими. Но изменения, которые мы внесли в 2009 и 2010 гг., себя окупили. За это время мы пять раз снижали комиссионные. Мы модернизировали технологии, у LSE сейчас самая высокая скорость в мире. Millenium Exchange – это доступ к самым высокоскоростным технологиям.

– Даже по сравнению с альтернативными платформами?

– По сравнению со всеми. Эта платформа гораздо быстрее, чем BATS, и гораздо быстрее, чем Chi-X, гораздо быстрее, чем NASDAQ.

– Сколько LSE инвестировала в эти технологии?

– Мы купили компанию за 18 млн фунтов ($30 млн) – это Millenium IT, расположенная в Шри-Ланке. 700 сотрудников, которые специализируются на работе с программным обеспечением для финансового сектора. Приходится все это делать, чтобы быть конкурентоспособными, и, если посмотреть на нашу долю рынка за последние два года, она остается стабильной – порядка 60–65%. Для сравнения: доля Нью-Йоркской фондовой биржи составляет примерно 20%. Мы считаем, что конкуренция – это хорошо, но мы предпринимаем необходимые шаги, чтобы сохранить долю на рынке.

– Расскажите о своем профессиональном опыте. Вы же работали и в Goldman Sachs, и в Credit Suisse, и в Dresdner Kleinwort, и в Lehman Brothers. Правда ли, что до того, как стать бизнесменом, вы были авиационным инструктором?

– Да, я был лейтенантом Французской военно-воздушной академии.

– Расскажите об опыте работы в разных инвестбанках. Особенно интересно, как чувствовалось приближение кризиса. Можно было в какой-то момент сказать, что кризис – явление неизбежное и системное? Вы же до 2008 г. работали в Lehman Brothers...

– Мне очень приятно сказать, что подразделение, за которое я отвечал, – я был гендиректором французского бизнеса Lehman Brothers – не обанкротилось, в нем не было введено внешнее управление, компания была очень успешной. Хотя, безусловно, в США материнской компанией были допущены ошибки – крупные инвестиции, особенно в коммерческой недвижимости США. Но работа Lehman Brothers в других странах была очень прибыльной и успешной. Мне приятно сказать, что, по моей скромной оценке, подразделение Lehman Brothers во Франции, которым руководил я, имевшее банковскую и кредитную лицензию на полный спектр операций, было очень успешным, не обанкротилось, оно выжило, хотя теперь у него другое название, оно и сейчас достаточно успешно.

– Но неужели у вас не было ощущения, что что-то идет не так, пусть не в вашем подразделении – в целом в инвестбанкинге?

– Мне кажется, что модель принятия и распределения рисков меняется. Видите ли, дела у Lehman Brothers шли прекрасно до конца 2007 г., он переживал кризис на рынке subprime лучше, чем другие инвестбанки, за исключением разве что Goldman Sachs, но в конце 2007 г. Lehman Brothers совершил несколько ошибок, когда его нью-йоркский менеджмент сделал несколько гигантских инвестиций в расчете на то, что рынок уже достиг дна. Они делали большие инвестиции на заемные средства, они-то и потащили банк на дно. Мы в Европе не могли этого видеть, у нас не было доступа к такой информации. Но я согласен с вами в том, что традиционная модель инвестбанкинга – создание рисков и продажа их инвесторам – меняется. Инвестбанки проводят реструктуризацию бизнеса, чтобы приспособиться к новой реальности.

– Влияет ли кризис в еврозоне на бизнес LSE? Как, с вашей точки зрения, он закончится? Увидим ли мы распад еврозоны, отказ от евро? Или же, наоборот, страны еврозоны выйдут из кризиса более сильными, чем сейчас?

– Это всего лишь личная точка зрения, не представляющая политику LSE. Я считаю, что трудные моменты будут, но в конечном итоге евро выйдет из этого кризиса более сильным, еврозона пройдет финансовую интеграцию, бюджетная дисциплина повысится, и, как мне кажется, – это, возможно, самое важное – еврозона выйдет из кризиса более конкурентоспособной. За последние 15–20 лет конкурентоспособность еврозоны снижалась, некоторые страны еврозоны накопили огромные долги и по 35 лет подряд живут с бюджетным дефицитом. Это не имеет никакого отношения к финансовому кризису, просто аккумуляция долгов, и теперь им нужно наверстывать недостаток конкурентоспособности. Сейчас возможность увеличивать долг еще сильнее закрыта, и Европе придется сфокусироваться на конкурентоспособности. И это хорошо. Я думаю, что большинство стран еврозоны это поняли, я вижу невероятные успехи, которых, например, добилась Италия. Я считаю, что у итальянской экономики очень хорошие возможности роста. Я считаю, что у британской экономики также очень хорошие возможности роста. За последние два года Великобритания приняла очень жесткие меры, чтобы сократить долги. Я лично считаю, что должно пройти какое-то время, и трудные моменты обязательно будут, но еврозона выйдет из кризиса интегрированной с точки зрения финансов, евро окрепнет, а конкурентоспособность Европы резко возрастет. И в таком масштабе еврозона сможет делать значительный экономический вклад в экономическую жизнь соседей, включая Россию. Здоровая Европа – это в интересах России. Здоровый, сильный, финансово успешный покупатель российских продуктов – это хорошо. Вам нужны богатые соседи, не бедные.