Европейцы тоже разоблачили кровавый режим Саддама Хусейна

Было у Саддама два сына, один умный, другой психопат. Про умного никому не интересно, а психопата звали Удеем. Весь иракский народ знал, что Удей – чудовище.

Но особенно хорошо узнал это верный сын иракского народа Латиф, простой сержант, которому пришлось поработать двойником Удея Хусейна. Потом он написал про это роман. А теперь на европейские деньги книгу экранизировал постановщик одной из серий бондианы Ли Тамахори.

Сюжет достоин пера маркиза де Сада. Длинная череда беззаконий проходит перед глазами честного Латифа. Много видит он порочных наслаждений и нехороших излишеств. Льются на пиршествах виски и кровь. Дымятся дорогие сигары. Трепещет на лезвии ножа кокаин, белый, как солнце пустыни. Рвутся трусики невинных школьниц, которых Удей хватает прямо на улицах Багдада. О, сколько бедствий приносит стране его неуемный уд!

Сам Саддам в порыве отцовского гнева однажды хватается за саблю, но рубить окаянный отросток не решается. Удей продолжает шалить.

Очень плохо порядочному человеку Латифу в этом гнезде разврата. Да еще и в зеркало смотреть противно: там ведь практически Удей, только глаза добрые-добрые.

Историю о том, что у добра и зла одно и то же лицо, авторы фильма проваливают сразу. Актер Доминик Купер старательно акцентирует различия между ужасным Удеем и благородным Латифом. Зло – взъерошенное и с большими зубами, у добра аккуратный проборчик и зубы помельче. Становясь собой, Латиф первым делом причесывается, но даже когда он в образе безумного Удея и лыбится вставной челюстью, путаница исключена. Зритель всегда должен различать хорошего и плохого – и по делам, и по лицу. Это так тупо и скучно, что нет смысла обсуждать даже упущенные возможности. Пропаганда не допускает никаких полутонов и сомнений. Порок всегда порок, а добродетель всегда добродетель. Мотивы соблазна, двойничества, подмены (все, чем так увлекались романтики, которые и завели моду на двойников) в фильме даже не возникают. Удей и Латиф ничуть не влияют друг на друга: их отношения неподвижны, а потому никакие внешние события не в силах сместить с мертвой точки сюжет, в котором решаются исключительно идеологические задачи.

Есть два Ирака, как бы говорят нам своим новым произведением европейские кинематографисты. Один подлинный, мужественный и честный, другой погряз в крови и разврате. И пусть у этих двоих одинаковые усы, людей доброй воли не проведешь. Люди доброй воли заглянут прямо в глаза, узнают всю правду и безжалостно изведут дурное семя. Уже извели. Теперь вот только надо художественно оправдаться.

Чтобы слегка смягчить оголтелость, самого Саддама Хусейна авторы фильма показывают довольно нейтрально, без рогов и копыт. Но это, конечно, двойник. У настоящего-то Саддама, как известно, рога и копыта такие, что не спрячешь.