Светомузыка

Когда в послужном списке режиссера имеются шоу в цирке «Дю Солей» и постановка церемонии закрытия Туринской олимпиады, от него, само собой, ждут суперспецэффектов и гиперчудес. С другой стороны, в Концертном зале Мариинского театра можно всячески трансформировать пространство, но в акустических целях (как угодно тасовать певцов, хор и оркестр без ущерба для звукового баланса), однако никакие масштабные динамичные декорации тут не взгромоздишь. В спектакле Даниэле Финци Паски постановочных приемов ровно столько, сколько позволяет зал.

И сколько позволяет маэстро Джузеппе Верди. Потому что вообще-то оркестр в знаменитой опере таков, что при качественном исполнении чувствуешь влажность воздуха и знойные ароматы благовоний, видишь краски закатного неба, почти что осязаешь фактуру песка, камня, шелка. Исполнение Валерия Гергиева было именно таким, все остальное оказалось умным, корректным приложением к музыке.

Декорация Жана Рабасса – квадратный помост, то глухо-асфальтовый, то становящийся прозрачным и наливающийся ультрамарином, кобальтом, охристо-красным. Квадрат обрамляет стеклянная дорога, под которой ходят волны света – но уже ослепительно белого. Над всем этим нависает конструкция из вертикальных стержней, образованных светодиодными трубками, которые то сияют солнцем, то занимаются пламенем. Если их опустить – они ограничивают кусок пространства: например, темницы, где в финале, распевая свой дивный дуэт, гибнут Аида с Радамесом. Хор в длинных белых рубахах все время сидит на скамеечках с трех сторон помоста (четвертая сторона – граница оркестровой ямы), когда ему приходит пора стать жрецами – прямо у нас на глазах облачается в желто-шафрановые одежды, эфиопскими пленниками – в синие плащи и странные, закрывающие лица картонные шапки-головы. Вообще, костюмы Джованны Буцци сказочно-условны: белые платья ампир могут сойти за египетские, но, если к ним надеть еще и широкополые шляпы, «египтянки» превращаются в салонных дам, осыпающих из корзинок лепестками – Амнерис белыми, Аиду красными.

Костюмы и реквизит позволяют решить проблему зала, где ни традиционных слонов не выпустишь, ни какую-нибудь третью мировую войну (как бывало в недавних постановках «Аиды») не развернешь. Вместо танцевальных эпизодов (частью купированных) миманс машет длинными кисейными полотнищами на гибких шестах и желтыми гимнастическими лентами. Знаменитейший марш из второй картины второго акта превращен в некий магический приветственный ритуал. Финци Паска взял номер канадского цирка «Элуаз» (где он работал), придуманный и поставленный Даниэлем Сиром: полуголый акробат в белой юбке, будучи заключен в обруч («Колесо Сира»), со страшной скоростью и невероятно пластично вращается в разных плоскостях, потом кладет обруч наземь и склоняется перед Радамесом, становящимся в металлический круг. Это самое впечатляющее режиссерское решение.

Самая впечатляющая исполнительская работа – Амнерис Екатерины Семенчук. Голос редчайшей, драгоценной индивидуальной окраски, полный матового сияния наверху и рокочущей темноты внизу, безусильное мощное форте и завораживающие пианиссимо. Актерская выразительность, складывающаяся из найденности, проработанности каждой позы и жеста – не формально-оперного, но подлинного. Партнерство как в хорошем драматическом театре. Настоящий трагический темперамент – все вместе побуждает про себя переименовать спектакль из «Аиды» в «Амнерис». Остальные участники премьерного состава в той или иной степени точно (некоторые в весьма малой) вписались в предложенный мизансценический, костюмный и световой дизайн.