В главных ролях: У нас сложный выбор
Говоря об экономическом росте, нужно прежде всего понять, куда мы собираемся расти, потому что от этого зависят требования к качеству этого роста, темпам и его остальным параметрам. К поиску новой повестки дня привлечены более 1000 экспертов, предпринимательские и отраслевые ассоциации и объединения. Запрос от самых разных социальных групп о том, что они хотят в ближайшее десятилетие от страны и ее экономики, ляжет в основу долгосрочного прогноза развития и бюджетной стратегии.
Но уже очевидны три вопроса, которые мы не можем игнорировать при долгосрочном планировании.
Первый пункт – это вопрос позиционирования страны, актуальный после кризиса для всех крупных экономик с ВВП более $1 трлн. Американцы уже заявили, что хотят стать мировой фабрикой новых технологий и интеллектуальной продукции. Германия определяется как индустриальный центр объединенной Европы. России еще предстоит найти свое место.
Второй пункт нашей повестки дня – это модернизация социальной сферы. Бремя социальных обязательств в федеральном бюджете доходит почти до 8% ВВП, и социальное обеспечение в ближайшие годы потребует еще больших ресурсов. Мы начали реформу здравоохранения, но в ближайшие 2–3 года мы должны продолжать в нее инвестировать. А ведь к реформированию системы образования, в том числе профессионального, к реформированию науки мы пока не приступали.
И третий пункт повестки дня – вооружение, расходы на которое мы вынуждены будем наращивать, потому что подходит к концу жизненный цикл вооружения, находящегося сейчас в распоряжении Минобороны. В ближайшие 10 лет мы должны потратить в эквиваленте примерно 40% годового ВВП – с учетом повышения расходов на денежное довольствие и военные пенсии.
Эта повестка дня достаточно жестко задает нижнюю планку роста. Мы должны вернуться на докризисный рост в 6–7% ВВП ежегодно. Достижение этого уровня – один из крупнейших вызовов, сопоставимый с переходом от бартерной экономики к монетизированной энергосырьевой на рубеже 2000-х гг. Основная сложность в том, что на выходе из кризиса Россия по-прежнему имеет энергосырьевую экономику, но уже без тех источников роста, которые у нее были раньше.
Минус 5% роста
Прежний экономический рост базировался на трех источниках.
Первый – рост экспорта в физическом выражении на 4–6% в год давал около 2% роста ВВП, иногда до 3%. В перспективе рост экспорта составит не более 2%, что автоматически дает минус 2% роста ВВП.
Второй сюжет еще более сложный и связан с проблемой роста потребления, которое составляет более 40% ВВП. До кризиса рост потребления составлял 13–14% ежегодно, но, к сожалению, имел негативную природу и сопровождался нарастанием финансового пузыря за счет роста зарплаты в 3 раза быстрее, чем росла производительность труда. После кризиса ничего подобного не происходит – и, по всей видимости, не будет происходить. На бизнес давит укрепление рубля, растут энерготарифы, сдерживается увольнение работников, плюс возросла нагрузка по обязательным страховым выплатам. В новых условиях компании, особенно средние, начали экономить на зарплате, и сейчас ее рост впервые существенно отстает от роста ВВП и производительности труда. Естественно, это скажется прежде всего на розничных рынках: в перспективе вместо 13–14% темпов роста потребления мы получим 5–6%. Для показателей экономического роста это еще минус 3% роста ВВП, а вместе с эффектом от снижения экспорта – уже минус 5%.
Еще 1% роста ВВП нужно убрать из-за продолжающегося падения инвестиций: в 2008 г. они выросли на 23%, сейчас Минэкономразвития ожидает максимум 6%.
Последнее – конкурирующий импорт. В прошлом году роста импорта не было – и экономисты радовались, что он не мешает экономическому росту. В этом импорт уже вырос на 40%, в 10 раз больше, чем ВВП.
Все вышесказанное выводит нашу экономику на новый тренд с динамикой роста ВВП на 5–6 процентных пунктов ниже, чем до кризиса, т. е. ежегодно на 2–3% – максимум на 4%. Как я сказал выше, нам нужны 6–7% роста, поэтому 2–3% – это серьезная проблема. Если мы не переломим ситуацию, то в 2013–2015 гг. получим отрицательное сальдо по текущим операциям, ослабление рубля, массированный отток капитала, произойдет смена трендов, будет другой уровень инфляции и ряд неприятностей. Всего этого нам необходимо избежать.
Источники роста
Отвечая на вопрос, что мы можем сделать в сложившейся ситуации, предлагаю обратить внимание на то, что лежит на поверхности. Я вижу минимум три источника роста.
Первый – у нас сильно недоиспользован экспортный потенциал. Когда несколько лет назад в Минэкономразвития разрабатывалась внешнеэкономическая стратегия, эксперты оценили потенциальную конкурентоспособность российских товаров на мировых рынках так, если бы производители имели соответствующую инфраструктуру поддержки экспорта, дешевые кредиты. Получилось, что, например, по машиностроению экспортный потенциал недоиспользован примерно в 2 раза, т. е. еще $15–20 млрд за счет экспорта электротехники, приборостроения и ряда других машиностроительных секторов. Чтобы эти цифры стали реальностью, нужно создать универсальную линейку массовых инструментов поддержки экспорта. С нашей сегодняшней системой поддержки экспорта мы решаем «штучные» задачи строительства атомной электростанции за границей или продажи двух Ил-96 в Латинскую Америку. Но у нас практически нет инструментов для поддержки массового промышленного экспорта. В этом направлении делается первый шаг – к осени заработает агентство по страхованию экспорта. Новая система изначально задумывается как инструмент, который будет выводить на рынок универсальную линейку продуктов, к которой за определенную плату будет иметь доступ любой экспортер.
Второе, что тоже лежит на поверхности, – это инвестиции. При норме валовых национальных сбережений в 25–28% ВВП мы можем иметь 15–16% в год, а не 6%. И многие инвесторы к этому готовы, надо только создать соответствующие условия.
И третий источник роста – использование наших недостатков. Прежде всего, это касается производительности труда. Гигантский отрыв России в производительности труда от стран «большой восьмерки» – в 2,5 раза – мы можем покрыть в течение одного цикла обновления оборудования, т. е. за 10–15 лет. Это огромный резерв для роста. В России уже есть компании, которые мотивированы на повышение эффективности. Некоторые отрасли, например легкая промышленность, химия и нефтехимия, промышленность стройматериалов, после кризиса показали рост производительности труда на десятки процентов. Конечно, свою роль сыграли выход из тени и огрехи статистики. Но тем не менее кризис дал понять, что, когда компании поставлены перед выбором – умереть или работать лучше, – они выбирают последнее.
Мы поставлены в жесткие рамки во что бы то ни стало реализовать позитивную повестку дня. Я рассчитываю в первую очередь на средний бизнес, который давно понял, что на Западе его никто не ждет, а поэтому нужно работать здесь. Второе, что мне внушает оптимизм, – кризис научил госаппарат работать по-другому – может, недостаточно, но подвижки есть. Поэтому я оцениваю нашу способность переломить негативные тенденции в развитии страны более чем на 50%.