Стародум: Гарантии вместо риска
Мнение о случившемся построении рыночной экономики в России является всеобщим. Однако накануне 2011 г. с его избирательным циклом попробуем разобраться еще раз с этим утверждением. Целевой смысл рыночной экономики, как утверждает экономическая теория, – эффективная аллокация (размещение) ресурсов общества (в отличие от командной и традиционной экономик). В рыночной экономике предприниматель собирает в проектируемую им комбинацию ресурсы (земля, труд, капитал, человеческий капитал) и производит какое-то благо с целью максимизации прибыли. При этом он берет на себя риск провала проекта и одновременно гарантии оплаты услуг владельцев ресурсов.
Адам Смит отводил государству роль «ночного сторожа», что предполагало отделение власти экономики от власти государства: предприниматели свободно конкурируют между собой за независимого покупателя. Конечно, государство у нас отнюдь не только «ночной сторож» – и далеко не только у нас. Но у нас даже собственно рыночный (частный) сектор таковым не является. Он сращен с чиновничьим классом. Тандем Лужков – Батурина – нормальный, массовый архетип, как и многие другие тандемы в составе зампредов правительства, министров, губернаторов, мэров, руководителей парламентских партий, депутатов Госдумы и т. д. с их супругами, родственниками, друзьями-партнерами. А то, что пока не поделено, уже проектируется как следующие жертвы рейдерства для создания тех же тандемов или как места для «кормления».
Философия предпринимательской свободы – т. е. философия самостоятельности, риска, первооткрывательства, социальной и производственной инновационности, экономии и бережливости – сводится на нет. Риск страхуется чиновничьим «крышеванием» (политическим и «бюджетным»). Инновации начинают казаться ненужной головной болью: новую технику купим, классного (западного) менеджера тоже купим и т. д. Тем самым философия риска и заслуженной прибыли заменяется философией гарантии благ, основанной на сращивании, соединении политической и экономической власти, ведущем к гарантиям для сохранения и увеличения номенклатурного капитала и богатства.
В классической и современной западной рыночной экономике между политической властью и предпринимателем стоит закон, ограничивающий политическую силу, создающий прогнозируемость предпринимательской деятельности, правовое равенство предпринимательских усилий, гарантию от экспроприации добытого предпринимательским трудом и от ссылки «в Нерчинск». Номенклатурное предпринимательство означает возврат от экономики эффективной аллокации и экономического роста к экономике постоянных перераспределений (собственности, продукта, богатства). Богатство прекращает быть функцией бизнес-успеха и становится функцией власти, осуществившей интервенцию в бизнес. Но тогда вопрос о нашей исторической перспективе, прописанной в Конституции, следует считать весьма неопределенным. Если для того, чтобы быть богатым, нужно обладать властью, то кто же откажется от власти.
Вот и в последнем послании президент сказал, что богатство должно зарабатываться трудом. А тогда каким трудом ежегодно возникает богатство в $300 млрд – сумма, которую сегодня называют реальные борцы с коррупцией (см. интервью с Еленой Панфиловой, главой российского Transparency International, «Российская газета» от 7.12.2010) и которую они считают результатом «распила, откатов и заносов». Речь ведь идет о перераспределении почти 25% ВВП в пользу чиновников в погонах и без них, даже не считая их зарплат (тоже не маленьких), особых пенсий и т. д.
Эти 25% сидят в ценах товаров и услуг, которые на свои, кровно заработанные, покупает население. Абсолютная величина этой мзды растет ежегодно на 8–12%, т. е. уже даже быстрее инфляции. А вероятнее всего этот рост дает и значительную долю самой инфляции, так что даже в случае самой жесткой монетарной политики и бюджетных секвестров российская инфляция будет оставаться высокой, накачиваясь криминальными доходами тех, кто схватил власть за хвост, как птицу счастья. Что может изменить показательная поимка и помещение в казенный дом нескольких тысяч взяточников, если сумма передела составляет $300 млрд? Ведь эта сумма близка к государственному бюджету России.
Эти средства отнимаются у национальных инвестиций и выводятся за границу. Но это и то, что потребляется, причем в основном в форме импортной дорогостоящей потребительской продукции (это инвестиции в зарубежные рабочие места). Эту логику изъятия из российского ВВП, рассчитанного по использованию или по доходам, можно и продолжить. Однако даже сказанного, к сожалению, достаточно, чтобы сделать вывод о том, что подобная экономика не может называться рыночной, а страна наша в политическом плане «остается пространством воспроизводства неограниченной власти». Той самой власти, которая и 10 веков назад и 20 лет назад была властью-собственностью.
Темпы экономического роста России, кратно отличающиеся от китайских, – это темпы выкачивания недровых богатств, которые пока обеспечивают темпы ликвидации огромных наследственных дыр (жилищный дефицит, дорожно-транспортные беды, опасные износы фондов). Но они не дают будущих источников благосостояния для всех, не дают инновационных приращений: ресурсы на эти приращения изымаются на приращения богатства тех, кто у власти.