Рустам Тарико: "Я посмотрел статистику и понял, что у людей нет денег на такие машины"

Когда-то предприниматель Рустам Тарико мелькал в светской хронике как участник и устроитель веселых вечеринок в лучших домах мировых столиц. Теперь он уверяет, что это стереотип из прошлого: «Вечеринки закончились давно. И я забыл, когда последний раз их проводил». Да и живет он, оказывается, преимущественно в России: «Мне тут комфортно». Но на ежегодных раутах у основателя Microsoft Билла Гейтса Тарико бывает по-прежнему. В интервью «Ведомостям» владелец банка «Русский стандарт» и одноименного водочного бренда рассказал, как встречи с друзьями Гейтса помогли ему пережить кризис.

– Будучи учредителем «Сколково», вы верите в российское бизнес-образование?

– Какие перемены за два года были для вас наиболее значимыми?

– В основном перемены психологического характера. Когда не знаешь, что будет происходить, естественно, нервничаешь. Никто не ожидал, что этот кризис будет таким серьезным! Поэтому самым тяжелым в 2009 г. была неопределенность. Я не знал, будет наш потребитель возвращать кредиты или не будет. Фактически этот период на мою жизнь не повлиял, однако переживания были сильными.

– Бизнес-модель банка пришлось менять?

– Та модель, которая сложилась к 2007–2008 гг., мне не нравилась. Хотя наш банк много зарабатывал, ситуация была критической. Единственный способ, каким ты мог конкурировать, это идти к людям, у которых денег нет, и выдавать им как можно больше, по сути, необеспеченных кредитов, чтобы рейтинговые агентства потом не говорили, что портфель не растет, как у других. Так что приходилось давать кредиты, в том числе студентам, бабушкам и дедушкам.

– А сейчас? Денег нет ни у студентов, ни у более продвинутой публики...

– Сегодняшняя ситуация мне нравится больше. В 2007–2008 гг. каждый занимался потребительским кредитованием, бежал в сети и обещал им платить вдвое больше «Русского стандарта», его портфель рос как ненормальный, а все проблемы по кредитам вылезали через 9–12 месяцев. Сейчас и с сетями, и с покупателями все в порядке – хорошие продажи, рекордно низкие риски.

– Многие не отдали деньги в момент кризиса? Каким реально был уровень невозврата?

– Все заемщики деньги отдали. Мы были достаточно подготовлены к кризису, потому что в 2007 г. государство озаботилось всем, что связано с потребительским кредитом, где ситуация выглядела не очень здоровой. Естественно, что основное внимание было направлено на нас как на самый большой банк. В результате мы приняли на себя гораздо больше обязательств в политике кредитования, чем другие. И наш портфель стал чиститься. Мы, например, вышли из кредитования наличными деньгами и из автомобильных кредитов. Я посмотрел, какие машины ездят по улицам, посмотрел статистику продаж и понял, что у людей нет денег на такие машины. И то, что они не смогут их вернуть, – вопрос времени. А когда ко мне пришли мои коллеги с призывами работать с ипотекой, чтобы стратегически не проигрывать конкурентам, я их и спросил: а где люди возьмут деньги, чтобы отдать кредит, который удваивается каждые два года? В итоге мы вошли в кризис в 2008 г. с гораздо более здоровым портфелем, чем наши конкуренты.

– Просрочка все-таки выросла?

– У нас в 2009 г. просрочка все время падала, причем значительными темпами. В 2009 г. мы еще закрутили кран с точки зрения выдачи новых кредитов – рост портфеля меня не интересовал. Были существующие клиенты, которые уже много раз возвращали деньги. Задача в основном заключалась в том, чтобы сохранить существующих и проверенных клиентов, не гоняясь за новыми.

– Так ведь убыток получился?

– Это нормально. В ситуации неопределенности лучше получить убыток из-за операционных расходов, но не брать дополнительных рисков и приготовиться к началу роста. Сейчас мы прибыльны и все в порядке, кроме того, мы – перекапитализированный банк.

– Зачем тогда брали субординированный кредит от государства и куда направили эти деньги? Требования ведь не совсем по вашему профилю (в реальный сектор, более чем на год под ставку рефинансирования плюс 3%).

– Деньги нам тогда были очень нужны. Никто, кроме государства, их не давал. И, естественно, они были использованы по назначению. Кроме того, было очень престижно получить такой кредит от правительства.

– Как вы вышли на прибыльность?

– Стали ответственнее выдавать кредиты и оптимизировать расходы. У людей изменилось поведение в магазинах, они стали осторожнее делать покупки в кредит, и, как следствие, улучшились возвраты.

«Я бы памятник поставил потребителю»

– Легко ли открывать кран? Ведь сегмент потребкредитования снова полон предложений...

– «Русский стандарт» – это надежный, капитально сделанный банк. Создать такой банк сложно, так что мы легко возвращаемся в магазины, из которых ушли в 2008 г.

– А что с их требованиями по доле отказов, ставкам, другим условиям?

– С чем-то соглашаемся, с чем-то нет. Да, стало дороже, чем в 2009 г.

– А что происходит с самими сетями?

– «М.видео» – быстро растущая сеть, в «Эльдорадо» изменился состав акционеров. Ситуация с «Техносилой» сложнее, а «Мир», к сожалению, обанкротился. В региональных сетях появились новые герои. Ситуация стабилизировалась – кто должен был, уже обанкротился в 2009 г.

– После отмены комиссий Сбербанком накрутки уйдут с рынка?

– Сбербанк не критическая сила по отмене комиссий. У многих банков бизнес-модель построена на комиссиях, без которых они станут убыточными либо будут иметь убыточное потребкредитование. Понятно, что в 2009 г. государству было не до комиссий, но я уверен: сейчас оно снова за это возьмется.

– А что государство может сделать?

– Механизмов несколько. Один из них – предельная эффективная ставка, она используется почти по всей Европе. Во Франции или в Италии, например, берется средняя ставка по рынку, включая государственные банки, и ставится определенный процент сверху (треть или половина). Второй вариант – требование о том, что все дополнительные расходы не должны быть больше определенной доли от процентной ставки. Ведь если написано, что эффективная ставка 56%, а процентная ставка указана как 20%, то люди воспринимают именно 20%. И ничего с этим не поделаешь. Во всем мире никто ничего не смог поделать, дополнительные комиссии народ не всегда воспринимает как удорожание кредита.

– Как сильно баланс банка пополнился непрофильными активами?

– «Русский стандарт» – чистый банк. И мы занимаемся только тем, что хорошо понимаем, соответственно, умеем выдавать и собирать деньги. Также к счастью, государство позаботилось о том, что судебная процедура, связанная с возвращением долга, достаточно эффективна.

– Коллекторскими агентствами пользуетесь?

– Пользуюсь, но в основном собираю сам.

– Какими методами?

– Просто разговариваем, выясняем ситуацию, как максимум – реструктурируем долг на более длительный срок. В основном у нас хорошие клиенты. Есть некоторые, кому мы прощаем, относимся с пониманием к больным людям, у кого несчастье произошло и т. д.

– Этим многие злоупотребляют?

– Сейчас нет, поняли, что это не проходит. А в 2007–2008 гг. заявления, как под копирку написанные, отправлялись и в банк, и в ЦБ, и в администрацию президента. Но тогда же были и искренние письма – люди получали сумму, даже на пятую часть которой не могли рассчитывать. И попадали в финансовую кабалу.

– Вы их простили?

– Самые трагичные случаи простили.

– А реструктурированных кредитов много?

– Их мало – не более 2%.

– Насколько бьется картина по положению заемщиков и их доходов с тем, как люди несут вклады?

– Мы видим рекордный прирост вкладов. Это хороший показатель экономики – люди сберегают. Русским в последнее время это было не свойственно. Банк осенью 2009 г. запустил продукт «Банк в кармане», и я очень им горжусь. Это универсальная кредитная карточка с процентами на остатки на счетах. Проценты достаточно высокие. И видно, как люди даже по $20–50 откладывают. Психология изменилась, люди считают нормальным, что какие-то деньги всегда лежат в кармане на карте.

– Кризис 2009 г. показал, что большинство корпораций у нас в плачевном состоянии, а потребители очень надежны. Как заемщики русские потребители превзошли все мои ожидания в части исполнения обязательств. Особенно в моногородах – люди не получали зарплату и продолжали расплачиваться. Я бы памятник поставил российскому потребителю, он себя очень честно повел. Достойно вели себя и те сотрудники, с которыми нам пришлось расстаться во время кризиса. Теперь мы выполняем данное им обещание при первой возможности взять их обратно.

– А нет желания продать в той или иной части «Русский стандарт»?

– Я очень люблю «Русский стандарт». Я в принципе никогда не хотел серьезно ничего продавать.

– Что ждет банковский бизнес в свете стремительного развития информационных технологий?

– Радикальные изменения в сфере коммуникаций повлияют на банковский бизнес. Стоимость передачи информации стремится к нулю, а устройства в вашем кармане становятся все более умными и доступными. Раньше операции проводились в отделении и требовали заполнения бумаг, потом стали оформляться из дома или офиса с помощью интернет-банка, а сейчас все это помещается в карман. В простой мобильный банк, где с помощью sms можно переводить деньги, я не очень верю. В кармане должен быть полноценный банк: текущий счет, платеж, кредит, депозит, интерфейс для коммуникации с банком – простой и бесплатный. Это нам дает где-то 150 000 новых клиентов в месяц, всего их уже больше миллиона.

– Сколько банк зарабатывает на таком клиенте?

– Мы бы могли на этом много зарабатывать. Терминальные сети берут за перевод 5–8% от суммы платежа или перевода, можно поставить меньше – и это был бы уже большой доход. Но я убежден, что базовые операции должны быть бесплатными, а банк должен зарабатывать на своих основных услугах, а именно на депозитах и кредитах. Поэтому я хочу, чтобы люди привыкли к «Банку в кармане».

– По итогам 2009 г. вы бонусы сотрудникам заплатили?

– В основном за личные заслуги – достойным платить надо всегда. Поэтому будем продолжать это делать. Рынок труда сейчас стал более сбалансированным, появились нормальные люди за нормальные деньги.

«Голубая мечта на подходе»

– В кризис люди пить больше стали?

– Что касается среднего класса, то народ и у нас, и в Европе стал меньше ходить в рестораны, упало и общее потребление алкоголя. Люди стали переключаться на потребление дома, мигрировать к более дешевым напиткам. Но клиенты «Русского стандарта» очень стабильны. Падение продаж водки «Русский стандарт» в России составило порядка 15% в 2009 г. При этом общий рост продаж всего портфеля составил 10% из-за значительного роста объема продаж за границей и увеличения количества рынков.

– Что сейчас с «Ливизом»?

– «Ливиз» по-прежнему нам должен порядка 200 млн руб. Мы боремся с ним вместе с государством, которому он тоже задолжал около полумиллиарда. В судах сейчас рассматриваются дела о банкротстве и фальшивых аффилированных кредиторах, мы еще не смогли сменить их арбитражного управляющего, но, думаю, дело на финальной стадии и мы свои деньги вернем.

– Каковы последствия тяжбы с SPI?

– Pernod Ricard в свое время пыталась запретить рекламную кампанию, где говорилось, что «Русский стандарт» – единственная русская водка на американском рынке. Национальная рекламная ассоциация США (NAD) встала на сторону этого гиганта. Я не согласился и обратился в суд. Потом мы подписали соглашение, которое всех устроило. Содержание его конфиденциально.

– И как дальше будете развиваться?

– 2009 год был годом прорыва для водки «Русский стандарт». В 2007–2008 гг. мы начали инвестировать за границу, но успехи были весьма скромными. И тут Pernod Ricard покупает Absolut за $9 млрд. И при этом она одновременно перестает быть дистрибутором «Столичной». У меня получился двойной выигрыш: «Столичная», по сути, сошла с конкурентной дистанции, а Pernod Ricard, обремененная долгами, оказалась скованной в движении. И «Русский стандарт» выстрелил на всех рынках. Теперь 70% «Русского стандарта» продается за границей. Моя голубая мечта о том, чтобы «Русский стандарт» стал глобальным брендом, начинает сбываться. Мы достигли значительных успехов в Европе – и в Великобритании в частности: мы там второй бренд после Smirnoff. И продаем там уже половину от русского объема.

– Там так много пьют?

– Водки везде много пьют. Водка становится абсолютным приоритетом в крепких спиртных напитках в мире, идет повальный переход на нее.

– Но само увлечение населения водкой государство не очень радует...

– То, что сейчас делает наше государство, абсолютно правильно. Кроме регулирования минимальной цены есть прогресс с лицензированием, налогообложением, контролем за оборотом спирта и проч. Еще один очень серьезный факт – происходит консолидация алкогольной промышленности. В большинстве стран, в той же Великобритании, есть два-три крупных производителя и 10 средних, на этом все заканчивается. У нас же их тысячи.

– А минимальная цена установлена разумно?

– Не могу точно сказать, мы не работаем в дешевом сегменте, но ясно, что цена на водку очень низкая. Меня интересует все происходящее с точки зрения гражданской позиции, чтобы люди начали меньше пить.

– А по реализации – ощущаете запрет на ночные продажи?

– Дешевую водку я не продаю, а мои клиенты в магазин, как правило, по ночам не бегают, у них стоит в баре бутылка-другая. Но сам запрет поддерживаю – это поможет борьбе с алкоголизмом.

– Зачем вам Nemiroff? Сколько готовы заплатить?

– Мне всегда был интересен средний сегмент, в частности Nemiroff. Построить качественный бренд в среднем сегменте достаточно сложно, дешевле купить.

– Третий фронт в водочном сегменте не планируете?

– Кроме среднего сегмента ничего интересного больше нет.

– Были планы по производству зерна...

– Мне до сих пор интересно иметь вертикально-интегрированный холдинг. У меня только руки до этого пока не доходят.

– Принципиально новый бизнес не интересует?

– Ничего столь же привлекательного, как банк и водка, пока я не нашел.

– А проект почтового банка?

– Безусловно, для банка и для меня лично это очень важный проект, но я ограничен в комментариях соглашением о конфиденциальности.

«Европа не в лучшей форме»

– Есть ли серьезные угрозы для бизнеса, связанные с новым витком кризиса?

– С 2008 г. произошло много положительного. Произошел определенный reset. Правительства задумались, банки задумались, потребители задумались – и много чего хорошего сделали, чтобы избежать кризиса в будущем. Негативное же во всем этом – нестабильность, которая так или иначе на бизнес влияет. Но в общем тренд положительный, ситуация стабильна, и можно нормально работать.

– Проблемы еврозоны могут оказаться фатальными для единой валюты?

– Пока события развиваются по негативному сценарию. Пример Греции показывает, что даже при предоставлении денег вопрос быстро не решается. Государство не контролирует население, которое бастует против новой фискальной политики. Очевидно, что деньги им в ближайшее время снова понадобятся. Европа, видимо, входит в тяжелый период. И Америка ей больше не доверяет, как раньше. Интересно сравнить нынешний момент с событиями в США двухлетней давности. Там была достаточно тяжелая ситуация: крушение Lehman Brothers и, как следствие, паника среди инвесторов и финансовых институтов. Но в США сильное государство, одна из самых сильных экономик и опытные менеджеры, которые не первый раз управляют кризисом.

В Европе же все сложнее: экономика стагнирует, существует 16 парламентов, которые должны утверждать все антикризисные программы. Поэтому я оцениваю ситуацию не как критическую, но как среднетяжелую. Пока у них достаточно ресурсов – все-таки большая экономика и много предприятий, которые находятся в хорошем состоянии, прежде всего в Германии и на севере Европы.

– Это означает вторую волну кризиса?

– Может быть, но в основном эксперты уверены, что Европа справится.

– Грозит ли России сценарий, когда невозможно занять за рубежом и расплатиться с кредиторами?

– Русские банки, и наш в частности, давно уже серьезно не рассматривают западные заимствования, пользуясь в основном внутренними ресурсами. Что же касается бюджета, то России, пока стоимость нефти остается $70 за баррель, волноваться не о чем. И из-за развивающихся экономик падения цены скорее всего не произойдет. Тем не менее всегда есть элемент паники, что негативно для банков. Банки, как электрическая сеть, должны быть подключены к мировой экономике. Сейчас же количество барьеров возросло – деньги перетекают медленно, из-за этого замедляется рост экономик многих стран.

– Вы думаете, евро достигнет паритета с долларом?

– Евро, на мой взгляд, будет продолжать падать. И, возможно, будет ниже доллара. Российские потребители от этого только выиграют. Помните, как ценники у нас переписывали с доллара на евро, но цифры оставались те же самые?

«Никогда не работаю и не отдыхаю»

– Хочется поговорить и о вас лично. Говорят, со многими ушедшими сотрудниками вы выясняете отношения. Почему?

– Когда есть конкретные претензии, их надо предъявлять. За ошибки все должны платить.

– Но в случае с экс-гендиректором «Русский стандарт водка» Карлом Радикати суд с вами не согласился...

– Это его право.

– И что будете делать?

– Дальше судиться. Ничего за рамками иска у меня к нему нет.

– А ушедших из банка топ-менеджеров (Дмитрий Руденко и Георгий Горшков перешли в ВТБ) за несоблюдение соглашения о конкуренции будете пытаться засудить? Говорят, у вас были такие планы.

– Нет, они же у меня ничего не украли. А то, что человек решил не соблюдать некое моральное соглашение, – это скорее его проблемы, а не мои.

– Что произошло с личными сбережениями во время кризиса, многое ли потеряно?

– У меня все деньги в моем бизнесе, я в этом смысле простой человек. Я ничего не откладываю, нет вложений в акции или зарубежные активы. И эмиссарам по работе с состоятельными клиентами ведущих банков мира отвечаю, что у меня только один счет – в «Русском стандарте».

– А недвижимость?

– Только та, в которой я живу.

– Есть еще иск от матери ваших дочерей-близнецов: Татьяна Осипова претендует на алименты в размери трети вашего заработка. Ваши доходы в связи с этим могут измениться?

– У вас есть моя позиция для прессы, добавлять к ней я ничего не хочу (ранее представитель Тарико заявил «Ведомостям», что Осипова не является женой Рустама Тарико, а дети с рождения проживают с отцом. «Мы считаем, что позиция Татьяны Осиповой морально недостойна и юридически несостоятельна, и уверены, что суд подтвердит правоту отца», – подчеркнул он. – «Ведомости»).

– Вам пришлось в кризис больше работать?

– Я вообще никогда не работаю и никогда не отдыхаю.

– А где живете больше – в России или в Италии?

– В основном в России живу. Мне тут комфортно.

– Было ощущение, что раньше вокруг вас всегда был праздник жизни. Когда последний раз делали вечеринки?

– Это стереотип прошлого. Вечеринки закончились давно. И я забыл, когда последний раз их проводил.

– А с кем из бизнесменов дружите?

– Люди дружат, когда есть общие интересы. Поэтому общаюсь со многими, а дружу в основном с людьми внутри компании. Друзья моего детства работают в компании, а многие коллеги стали друзьями.

– Дружба же предполагает отношения равных. В случае с подчиненными такое вряд ли возможно.

– Я искренне считаю, что материальное неравенство слишком преувеличено c точки зрения влияния на общение. Дома у меня всегда полно народу. Мне комфортно, когда все вокруг, рядом. У меня в офисе по этой причине нет кабинета как такового – там одно открытое пространство для всех. И я никогда не думаю о материальном благосостоянии. Я больше думаю о рисках, не халтурю ли я, принимая то или иное решение, т. е. насколько я профессионально состоятелен. Когда смотрю на баланс банка, на его капитал, то прямо его к себе не привязываю.

– Ну, вы можете пригласить ваших топ-менеджеров к себе на яхту, а они вас – нет…

– Это наша яхта.

– Есть ли такие люди, которые служат примером для вас? С Биллом Гейтсом, например, зачем встречаетесь?

– Он каждый год приглашает примерно 100 человек со всего мира по своему усмотрению к себе на саммит. И у него я перезнакомился со всеми более-менее известными людьми бизнеса. Стив Джобс [гендиректор Apple], например, абсолютный король сейчас. Из банкиров я многому научился у Кена Шено [председатель и гендиректор American Express] и в кредитных картах, и в управлении банком. Джейми Даймон [гендиректор JPMorgan] дал мне много полезных советов во время кризиса.

– А эти столпы не страдают от негативного отношения мира к ним? И что пытаются сделать?

– Джейми Даймон на вопрос о том, каким из успехов гордится за прошлый год, ответил просто: тем, что выжил.

– А вы считаете, что отношение к банкирам сложилось справедливое?

– То, что сложилась нездоровая ситуация с их доходами и клиентами, которые потеряли много денег, – это факт. Как можно было создавать деривативный продукт, потом навыпускать на него еще производных, распихать инвесторам, а затем напоминать им про риски, написанные в проспекте? Министр финансов [США] Тимоти Гайтнер, выступая у Гейтса, говорил, что ситуация должна быть под контролем, но банки не должны бояться государства. Раньше они делали что хотели – что неправильно, но и слишком мощное их регулирование не даст экономикам стран развиваться.

– То есть элита приняла необходимость изменений?

– Безусловно. Хотя приняла не потому, что хотела. Согласилась.

– А на показательную порку согласилась?

– Против этого они сильно возражают.

– Если бы греческие острова продавались, вы бы купили?

– Нет. У меня есть все необходимое, чтобы нормально жить и работать. А лишнего не надо. Да и времени по ним путешествовать нет.

– А что читаете?

– Я читаю только iPad, разные кусочки из книжек. К сожалению, нет времени читать их полностью. Я первым делом загрузил в iPad огромное количество книжек, он для этой цели удобная штука. Можно подобрать чтение под стать месту и настроению, да и «книжный шкаф» там роскошно сделан. Благодаря этому очень много людей почаще будут читать.

– Я считаю гражданским долгом вкладывать в образование. Причем не только в бизнес-образование, хотя своя школа в такой стране, как Россия, обязана быть. С еще большим удовольствием я финансирую образование талантливых детей школьного возраста, у благотворительного фонда «Русский стандарт» 500 стипендиатов. Также хочу создать супершколу в России для 1–11-го классов. В ней будут учиться и мои дети. Уже есть концепция, программа, проект. И там будут все талантливые дети, не обязательно богатые, хотя и предполагается ее построить здесь, на Рублевке.