Максим Волков: Что и почему скрывает "Фосагро"

Холдинг «Фосагро», занимающийся производством удобрений, прославился на всю страну в 2003 г. Тогда Генпрокуратура заинтересовалась, как были приватизированы 20% акций компании «Апатит». Расследование условий этой сделки легло в основу первого уголовного дела против Платона Лебедева и Михаила Ходорковского. Вот уже восемь лет эти бизнесмены сидят за решеткой. А те роковые 20% акций «Апатита» «Фосагро» через суд вернулись государству. Теперь, как рассказал «Ведомостям» Максим Волков, «Фосагро» предлагает властям обменять пакет «Апатита» на долю в холдинге. «Фосагро» – один из самых закрытых промышленных холдингов в России: скрывает имена бенефициаров, впервые раскрыл свои финансовые показатели за 2007–2009 гг. только позавчера. Но теперь придется быть прозрачнее – ведь компания, по словам Волкова, заинтересована в проведении IPO.

– С акций «Апатита» началось «дело ЮКОСа». Ваше мнение о нем?

– Несомненно, оно оказало огромное воздействие на все российское общество.

– Какое именно воздействие оно оказало?

– Учитывая всю предысторию, полагаю, что мои оценки не могут быть признаны объективными, поскольку, как вы правильно заметили, «Апатит» до сих пор входит в группу «Фосагро».

– Если не хотите подробно обсуждать эту тему, может быть, скажете, в чем, на ваш взгляд, заключаются особенности российского бизнеса?

– [В России и за ее пределами] различается уровень развития общественных институтов, терпимость общества к тем или иным вопросам, например к коррупции. На мой взгляд, российская особенность ведения бизнеса заключается, во первых, в пока еще повышенном по сравнению с Западом уровне агрессивности бизнес-среды, а во-вторых, зачастую мы ведем себя так, как будто собираемся жить вечно, что совсем не так, и время самый ценный ресурс, который жалко растрачивать по пустякам.

– Почему «Фосагро» решила провести публичное размещение акций именно сейчас?

– Потому что это объективная логика развития всех компаний. Рано или поздно каждая компания становится перед выбором, стать публичной или оставаться частной. Просто пришло время.

– Время для чего?

– Являясь публичной компанией, можно достичь совершенно других темпов развития как собственного бизнеса, так и смежных.

– Но у публичности есть и свои минусы...

– Они скорее номинальные. Для определенного круга людей ментально это тяжело, потому что публичность подразумевает раскрытие информации, ответы на неудобные вопросы корреспондентов, аналитиков, всех остальных товарищей, которые будут следить за соблюдением интересов миноритарных акционеров, акционеров в целом. Но нас это не пугает, потому что мы давно уже ведем себя как публичная компания.

– Тогда назовите акционеров компании.

– Сейчас, конечно же, нет.

– Почему? Вам же все равно придется это сделать.

– Придется, но всему свое время. Нельзя предвосхищать события. Мы назовем акционеров ровно тогда, когда обязаны будем это делать. Поверьте, все наши акционеры известны и вам, и вашим читателям, и контролирующим органам. Всем, кому мы обязаны были раскрывать их имена, являясь непубличной компанией, мы раскрывали, соответственно, секрета тут нет.

– Это правда, что мажоритарным акционером «Фосагро» является сенатор от Мурманской области Андрей Гурьев?

– На текущий момент я не могу комментировать, кто и в каких пропорциях является бенефициаром.

– У вас самого есть акции «Фосагро»? Сколько?

– Да, я миноритарный акционер.

– В конце марта вы предложили премьер-министру Владимиру Путину обменять госпакет (20%) в «Апатите» на долю в «Фосагро». Это связано с IPO? Какую долю в «Фосагро» может получить государство?

– Данное письмо появилось, потому что у нас с государством взаимные интересы: у государства – максимизировать стоимость своих активов, а у нас – стать публичной компанией. В этой связи и было выработано предложение об обмене акций «Апатита» на акции «Фосагро» и проведении IPO. Долю, которую получит государство при обмене, должен определять оценщик, согласованный государством, и, до того как эта работа будет завершена, какие-либо оценки давать некорректно.

– А чья была идея пригласить в совет директоров «Фосагро» ректора Санкт-Петербургского государственного горного института Владимира Литвиненко, который руководил ученым советом, когда Путин защищал кандидатскую диссертацию?

– Идея предложить Литвиненко войти в совет директоров принадлежала мне. Знакомы мы с ним очень давно, а если учесть, что моя мама более 30 лет работает в Санкт-Петербургском горном институте, то я знаю Владимира Стефановича (Литвиненко. – «Ведомости») практически всю мою сознательную жизнь. Учитывая, что горный институт с 2002 г. принимает самое активное участие в разработке и корректировке стратегии развития нашей компании, в компании трудятся сотни выпускников именно этого вуза и у некоторых Литвиненко, по существу, был научным руководителем при защите, предложение ректору войти в состав совета директоров, на мой взгляд, является вполне закономерным.

– Когда вы планируете провести IPO?

– Это будет определено по итогам работы с банками. Мы заслушали презентации более 10 банков. В течение месяца мы определим состав банков, которые будут заниматься выводом компании на IPO. А уже в ходе этой работы будет определяться конкретное время размещения. В целом мы поддерживаем мнение банков, что готовиться надо прямо сейчас, чтобы в ближайшее время иметь возможность разместиться, если рынки будут оставаться на благоприятном уровне. Но на нашем рынке ситуация может несколько измениться. В первой половине 2011 г. Maaden (саудовская горнодобывающая компания. – «Ведомости») должна запустить мощности по производству 3 млн т диаммонийфосфата (DAP) в год, а это 20% от объема мировой торговли. И эти 3 млн т будут запущены на рынки, которые являются основными для российских производителей: Азия, Индия, Пакистан. Нет сомнений, что эти господа, являясь наиболее конкурентными по себестоимости, имея дешевый газ, дешевую серу, дешевое фосфорное сырье, долгосрочные контракты, свои 3 млн т обязательно разместят. Вопрос – кто не сможет разместить свои. У нас есть уверенность, что мы через этот кризис пройдем. Поэтому если рынки капитала останутся на хорошем уровне в 2011 г., то, чтобы избежать этой неопределенности, возможно, будет выгоднее размещаться после запуска Maaden. Будет видно, какие будут цены на нашу продукцию, можно будет выстраивать стратегию с учетом изменившихся реалий. Размещаться в тот момент, когда каждый день фиксируется падение цен на продукцию, которую вы реализуете, – это, мягко скажем, неудобно. Некоторые компании ведут размещение, но цены упали более чем на 14%. Размещаться с таким новостным фоном довольно тяжело.

– Вот «Уралхим» как раз IPO проводит. Вы на него ориентируетесь?

– Если инвесторы купят акции даже «Уралхима», значит, они берут все, что предлагают. Все, что называется «производитель удобрений». Но если IPO будет провальным, это отразится на всех нас. Для нас лучше, чтобы оно было успешным или чтобы его не было вообще. Для нашей отрасли это серьезный риск потери интереса со стороны инвесторов. Если IPO «Уралхима» состоится в силу каких-то необоснованных ожиданий рынка, а потом компания обанкротится либо их котировки упадут и не будет ликвидности, такой провал отразится на всем секторе. У инвесторов останется определенный осадок. Если IPO будет неудачным, нам нужно будет ждать.

– К каким площадкам уже присматривались?

– Ответ на этот вопрос является прерогативой инвестбанков, но не секрет, что все инвестбанки в нашем случае рекомендуют РТС и Лондон.

– Во сколько вы оцениваете «Фосагро»?

– Об этом рано говорить, но, несомненно, в разы больше «Уралхима» («Уралхим» оценивает себя в $1,3–1,7 млрд. – «Ведомости»).

– Сколько планируете привлечь во время IPO и куда направите полученные средства?

– Объем размещения будет около $1 млрд, я думаю. Не меньше. Могу сказать, что у нас есть проекты, на которые требуются сопоставимые суммы.

– Готовы к тому, что после IPO нужно будет соблюдать множество формальностей?

– Думаю, будет тяжело, но не боги горшки обжигают. Мы понимаем все ограничения, связанные с тем, что компания будет публичной. Мы вынуждены будем быть более осторожными в наших действиях, в наших высказываниях, в наших реакциях. Понимаем, что больше времени придется тратить на общение с инвесторами, аналитиками, банками. Мы к этому готовы.

– Вы в «Фосагро» работаете с начала формирования холдинга. Думали тогда, что так надолго здесь задержитесь?

– Если вспоминать историю, я приходил в компанию как раз под задачу проводить IPO. В 2001 г. мы должны были быть одной из первых публичных компаний в нашем секторе. Но определенные события и развитие рынка помешали это сделать, соответственно, теперь время пришло.

– Вы имеете в виду историю с расследованием приватизации 20% акций «Апатита»? Не боитесь, что инвесторов отпугнет такое прошлое компании?

– Да нет, просто с 2001 г. благоприятным временем для выхода на IPO компаний нашего сектора был, пожалуй, лишь 2008 год, да и то только его первая половина. С 2001 г. было всего одно успешное размещение – «Уралкалия», и то не в нашем секторе. По существу, производители фосфорсодержащих удобрений с 2001 г. переживали кризис перепроизводства: тогда был запущен завод в Индии мощностью 2 млн т DAP. Только зажили как люди в 2008 г. – кризис случился, а теперь опять приближается кризис перепроизводства из-за запуска Maaden. А относительно прошлого – инвесторов пугает, как правило, не прошлое, а будущее. Прошлое пугает только в том случае, если оно может служить предвестником будущего, а в особенности непрофессиональных действий менеджмента компании в какой-нибудь тяжелой ситуации. Думаю, к нам это не относится: история завершена, а менеджмент вел себя крайне корректно и профессионально.

– Говорят, что вы очень жесткий менеджер и переговоры с вами вести тяжело. Будете меняться сами в связи с публичностью компании?

– Разве всегда добиваться своего – это плохо? Особенно для публичной компании, учитывая, что я буду защищать интересы акционеров. Это, наверное, не у меня лично, а у нашей компании реноме такое, что мы всегда жестко отстаиваем свою позицию. И, кстати, у нас не всегда это получается. Некоторые судебные процессы мы с треском проигрываем по непонятным причинам. В отношении нашей тактики ведения переговоров: просто некоторые наши контрагенты любят использовать метод половинчатого деления. Это когда кто-то не знает, как обосновать желаемую сумму по сделке, он ее завышает (или занижает) в 2 раза, а потом начинает торговаться, чтобы сойтись на середине. Мне подобный подход претит, поскольку он предусматривает необходимость врать или искажать действительность. Я не могу взять цифру с потолка, называть ее, а потом искать компромисс. Мы всегда исходим из взаимного интереса. Мы делаем только такие предложения, которые считаем экономически оправданными для обеих сторон. Нельзя залезать в чужой карман – так долгосрочных отношений не построишь. Мы исходим из того, что нужно всегда искать взаимовыгодный вариант, поэтому делаем предложение, которое дает нам разумную долю прибыли – не завышенную, а обоснованную, – и в результате жестко отстаиваем позицию. А некоторые наши контрагенты, считая, что я просто завысил цену в 2 раза, пытаются подвинуть нас ниже экономически обоснованного минимума.

– У вашей компании есть какая-то глобальная цель?

– Мы, как и многие российские компании, ставим перед собой задачу создать глобальную компанию в нашем секторе и составить достойную конкуренцию мировым лидерам. Лично мне хочется построить компанию, в которой работники смогут максимально раскрывать свой творческий потенциал, вести жизнь, сбалансированную между работой и семьей, а клиенты – предпочитать долгосрочные отношения разовым сделкам.

– А не скучно вам 10 лет работать в одной компании?

– Знаете, мне, наверное, повезло, я счастливый человек. Мне никогда не было скучно, потому что все время приходилось развиваться, расти вместе с компанией. Действительность вокруг нас менялась, нужно было адаптироваться к ней. Постоянные проблемы по текущему бизнесу. Фосфор – очень трудный сегмент. У нас нет картельных сговоров, регулируемых цен. Мы никогда не зарабатывали архисумасшедшие деньги. Разве что в 2008 г. мы заработали $1,3 млрд чистой прибыли в основном благодаря исключительно благоприятной рыночной конъюнктуре. Пока не было желания заниматься чем-то другим. Хотя мне близки другие секторы экономики, но больше в силу семейных уз. У меня вся семья, в принципе, из глиноземщиков. Если бы я пошел по стопам отца, деда, я должен был бы заниматься производством глинозема, а точнее – переработкой нефелина. Но судьба сложилась по-иному, хотя все равно вывела туда же, в Пикалево, к вопросу переработки нефелина в глинозем.