Банки: Риски банков и плохие долги

На банковском рынке сложилось мнение, что кризис в общем-то позади, финансовая система чуть ли не абсолютно здорова. Да, ошибки мы какие-то сделали, но вроде они не критичны. Текущая просрочка по российским стандартам составляет 5%, на конец года, может, будет 7%. На самом деле масштаб бедствия намного больше.

Никто не знает, какой объем реальных реструктуризаций долгов был проведен банковским сектором ни в розничном, ни тем более в корпоративном кредитовании. Если попытаться более-менее адекватно посчитать уровень реальной просроченной задолженности по стандартам МСФО, то можно получить цифру, как минимум, 25% – и это просрочка более 90 дней. Получается, за год она выросла почти в пять раз, а резервы в абсолютном выражении – всего на 28%. Мое мнение, что финансовая система России несет существенный риск недорезервированности. Соответственно, будут проблемы, когда потребуются эти средства, а то, что они потребуются рано или поздно, однозначно.

Для справки: наши эксперименты с кредитными инструментами в различной форме, в том числе в виде деривативов, обошлись бюджету РФ в 785 млрд руб. Для сравнения: в 2009 г. все затраты бюджета на пенсионное обеспечение составили 275 млрд руб. А например, на прямую рекапитализацию пошло 75 млрд руб. Игрушка очень дорогая.

Мы закредитовали наших заемщиков, перегрузили их обязательствами, рассчитывая на то, что экономический рост в мире и России, в частности, будет вечным. Мы формально проводили стресс-тестирование, более того, можно буквально пересчитать по пальцам те банки, где его результаты реально влияют на бизнес-стратегию. И мы пришли к тому, что, нагружая заемщиков соотношением платежа к доходам на 50–70%, а в случаях малого бизнеса и корпоративного кредитования до 100%, мы очень сильно сдвинули наш портфель из, скажем так, зоны слабой и средней чувствительности к изменениям макрофакторов в зону высокой и фатальной чувствительности.

Затем мы переложили валютные риски на заемщиков, когда выдавали валютные кредиты клиентам с рублевым доходом или с рублевой выручкой. А при планировании нагрузки мы не учитывали валютный риск в структуре рисков, которые несет заемщик. Но как только курс сдвинулся в сторону удешевления рубля, заемщики, которые и так получили удар от снижения своей бизнес-активности и падения выручки, испытали второй удар, на сей раз уже поддых – от валютного риска.

Мы принимали одинаковые кредитные решения в случаях, когда выдавали кредит на год или на 10 лет. Разве что длинные кредиты были дороже: как производное от стоимости длинного фондирования. При этом мы не учитывали, что кредит, выданный на долгий срок (более трех лет), больше подвержен изменениям макроэкономики. В формулы расчета кредитных лимитов не была встроена функция, зависящая от периода кредитования. По сути, мы должны были делать простые вещи: заемщику с низкой вероятностью дефолта, с низкой чувствительностью к макрофакторам давать длинный срок и низкие проценты по ставке; заемщику с высокой чувствительностью, с высокой вероятностью дефолта – высокую ставку. Этим принципом мы пренебрегли.

Сейчас мы столкнулись с двумя макропроблемами – ликвидность и качество наших активов. Все остальное – производное.

Последние 10 лет мы жили в условиях, когда все макроэкономические индексы росли очень быстрыми темпами: индекс РТС, нефть, зарубежные инвестиции – все шло наверх. И мы, развивая бурный банкинг, почему-то пренебрегли базовыми принципами управления рисками. Думали, наверное, что цикличности экономики не существует и экономический рост будет вечно. А это значит, можно не опасаться, что у заемщиков просто кончатся деньги, и продолжать их нагружать.

Более того, мы дошли в этой гонке за доходностью до того, что стали позволять себе в некоторых отдельных случаях финансировать операции с ценными бумагами ультракороткими межбанковскими кредитами. В результате под влиянием экономического кризиса стоимость этих бумаг и стоимость портфеля улетели вниз, и даже реализация всего оставшегося портфеля (с учетом переоценки) недостаточна для покрытия всех обязательств.

С позиций того, какие уроки мы должны извлечь и что нужно сделать, я бы разделил нашу деятельность на два направления. Во-первых, это то, что должен сделать ЦБ и финансовые институты. Хотелось бы, чтобы информация о функционировании банковского сектора была прежде всего понятной, прозрачной и сопоставимой с деятельностью международных банков. Чтобы можно было понять, что мы делаем, где это все находится в системе мироздания – в категории «добро» или «зло»?

Для этого неплохо было бы перейти от российских стандартов системы банковского учета к международным. Хотелось бы видеть от регулятора ограничение доли иностранных заимствований в структуре пассивов. А то мы с удовольствием открыли ворота для иностранного капитала – это, безусловно, подстегивало и развитие банковского сектора, и развитие экономики, но не учли, что, как только развитые страны начнут испытывать проблемы, первые рынки, с которых они сбегут, будут развивающиеся, т. е. наш. Что, собственно говоря, и произошло.

Хотелось бы видеть ограничения на вложения в ценные бумаги, превентивные ограничения, особенно для банков, которые работают с депозитами населения, чтобы мы не тратили средства бюджета на рекапитализации.

Хотелось бы перейти к контрцикличной системе управления рисками. В ВТБ24 мы в 2006 г. внедрили такую вещь: резервы, которые мы создавали по российским стандартам, были выше минимальных требований, установленных ЦБ. В период кризиса мы опустились до этих минимальных требований, установленных регулятором, у нас была подушка безопасности – резервы, собственно, для того и создаются. Это хотелось бы видеть и на уровне финансовых институтов в целом и как требование регулятора. По-хорошему регулятор также должен превентивно ограничивать концентрацию риска через аллокацию капитала в активах банков. То есть чем больше у банка концентрация на этом инструменте, тем больше требований к аллокации капитала должно быть выставлено.

Мы должны глобально поменять отношение к управлению рисками как таковому, мы должны понять, что управление рисками в любом случае будет накладывать ограничения на нашу экономическую активность. Это неизбежно, это плата за стабильность и устойчивость финансового института в будущем. Следует принять, что стратегии управления должны быть разные. Правильно и возможно применять агрессивную стратегию роста, работать в очень рискованных сегментах в краткосрочном периоде, когда вероятность изменения макроэкономики мала. Тогда можно давать заемщикам нагрузку хоть 80%, если мы четко понимаем, что их доход за полгода или год будет только увеличиваться и мы их «не убьем». Но абсурдно давать нагрузку даже в 50% заемщикам на 10 лет, за это время может столько всего произойти, что мы сейчас даже спрогнозировать не можем.