США – Россия: Шесть барьеров
В Москве не смолкают дискуссии о том, как приход Барака Обамы изменит характер российско-американских отношений. В основе большинства из них лежит тезис: главной причиной трудностей в отношениях двух стран были ошибки в политике Джорджа Буша, недовольство Америки ростом влияния Москвы в мире, ее попытки воспрепятствовать этому росту, создание сети недружественных государств вокруг России, пренебрежение российскими интересами и т. д. Как правило, эти дискуссии кончаются рассуждениями о том, что именно Вашингтон должен теперь изменить в своей российской политике, дабы пресечь негативный тренд в отношениях с Россией. Мне представляется такой подход не только ошибкой, но и опасным самообманом, который ведет к новым разочарованиям и конфликтам. Единственным его плюсом является возможность во внутренней пропаганде опять обвинить в них американскую, теперь уже обамовскую, администрацию.
Джордж Буш не проводил антироссийскую политику, более того, он был, видимо, самым пророссийским президентом, которого можно себе представить в Белом доме. Главная его «вина» в отношениях с Москвой заключалась в том, что он обращал намного меньше внимания на нее, чем та хотела бы видеть от Вашингтона. При этом Буш постоянно критиковался своей элитой за то, что он нянчится с Россией, придает ей излишне большое значение, хотя она в реальной политике занимает гораздо меньшее место, чем это представлялось Москве. На самом деле главной причиной трудностей в двусторонних отношениях является их колоссальная асимметричность. Америка имеет несравнимо большее значение для России, чем Россия для Америки, как в политике, так и в экономике. Так, рецессия в США в 2001 г. привела к падению темпов экономического развития в России почти вдвое, а нынешний кризис, начавшийся в Америке, вообще обрушил немодернизированную российскую экономику. Ни один из российских кризисов, включая дефолт 1998 г., американцы просто не ощутили.
Эта взаимная асимметричность сегодня растет. С одной стороны, Россия представляет меньше 1% внешнего товарооборота США, поэтому не может привлечь к себе внимание новой администрации в качестве важного партнера по выходу из кризиса. С другой – рост российского влияния в мире из Вашингтона видится, скорее, неким мифом, рассчитанным на внутреннее пользование. Так, ни в военном конфликте с Грузией, ни в недавнем газовом споре с Украиной Россия не получила не только международной поддержки, но даже поддержки со стороны хотя бы одной страны СНГ. Государство, у которого вообще нет союзников и партнеров в мире, не может рассчитывать на рост своего влияния. Другими словами, эта увеличивающаяся асимметрия не дает никаких оснований считать, что Обама будет уделять России больше внимания, чем его предшественник. Скорее, наоборот. Это первое.
Во-вторых, в элите США сформирован в целом негативный консенсус в отношении России, которая, с одной стороны, объективно не может являться противником, чтобы тратить усилия на защиту от нее. С другой – в силу своих особенностей Россия никак не может быть союзником или другом США, чтобы стоило заняться всерьез улучшением отношений с ней. Голос Москвы несравнимо менее значим для Обамы, чем мнение союзников, скажем Берлина, Парижа или даже Варшавы. Политические ценности России все больше будут разводить ее с Америкой и Европой, у которых нет ни рычагов влияния на это, ни желания, сил или практической необходимости получения таких рычагов. Недоверие между двумя странами будет только расти. Недавние обвинения в адрес Вашингтона в том, что это он якобы стоит за газовым конфликтом с Украиной, еще раз убедили американскую элиту в параноидальном отношении властей России к США. В такой ситуации Обама не станет проводить политику наперекор сложившемуся в истеблишменте настроению. Это не столь важный вопрос, с сомнительными шансами на успех и незначительной возможной прибылью, чтобы он мог, как в свое время Буш, позволить себе ввязаться в конфликт с национальной элитой и рискнуть своим политическим капиталом.
В-третьих, в США совершенно не считают, что лишь на них лежит вина за ухудшение двусторонних отношений. Скорее, наоборот. Список претензий Вашингтона к Москве длиннее московского списка претензий к Вашингтону. Многие полагают, что при всех ошибках и просчетах Буш проводил в целом рациональную политику в отношении России и трудно придумать что-либо более эффективное, учитывая ситуацию в ней и в мире, а также интересы самих США. У Вашингтона нет принципиально новых идей в отношении того, как эта политика может быть изменена. Все немногочисленные дискуссии на эту тему здесь так или иначе оканчиваются признанием этого факта. Насколько можно понять, и Москва не блещет обилием свежих идей и избытком политической воли для их реализации.
В-четвертых, Барак Обама представляет совсем другой тип политика, нежели Джордж Буш. С одной стороны, Обама – типичный представитель чикагской политической машины, отличающейся своим холодно-рациональным, скорее чисто менеджерским подходом к политике, упирающим на оптимизацию процесса принятия и исполнения решений, а не на политические интриги, импровизации и экспромты. С другой стороны, Обама по своим личностным характеристикам менее открытый, не компанейский человек. Более холодный, уверенный в себе и самодостаточный, чем был его предшественник. Внешняя политика Обамы не будет основываться на личной психологии, симпатиях и антипатиях, как это было у техасца Буша, в том числе в дружбе с Путиным. Обама не примет стиля «пацанских» отношений и норм в политике. Он будет ее проводить, исходя из рациональных расчетов, а не эмоций и «понятий». Кстати, из США было ясно видно, что симпатии России на местных выборах были на стороне Джона Маккейна. Тон выступления Дмитрия Медведева перед Федеральным собранием 5 ноября 2008 г., а также запоздавшее и холодное поздравление Обаме говорили о том, что Москва была не готова к Обаме и сильно разочарована.
В-пятых, в США нет общественного запроса на улучшение отношений с Россией. Здесь не существует ни одной влиятельной или массовой силы, оказывающей давление на Белый дом в этом вопросе. Ни в американском бизнесе или гражданском обществе, ни в академическом, журналистском или военном сообществах Америки нет сил, заинтересованных в улучшении отношений с Москвой, которая со своей стороны ничего не сделала, чтобы такой запрос сформировать. Россия отсутствует на лоббистском рынке США. А он в значительной степени определяет приоритеты новой администрации. Если нет мощного запроса на улучшение отношений с Москвой, то ожидать, что вдруг образуется предложение со стороны Обамы, не стоит. В России ведь тоже нет запроса на улучшение отношений с Америкой, сколько-нибудь значимых общественных сил, выступающих за это. Известно, что такая ситуация во многом является результатом целенаправленной политики, что еще раз убеждает Вашингтон в бесполезности собственных усилий в этой области.
В-шестых, наивно ожидать серьезного пересмотра отношений США с отдельными странами до переоценки новой администрацией основ всей внешней политики, а также без соответствующих сигналов и практических шагов со стороны этих самых стран. Хотя внешняя политика не является первоочередной проблемой, Обама будет вынужден заниматься ею с первого дня пребывания в Овальном кабинете. Его приоритетами будут ее экономические аспекты и восстановление режима нераспространения оружия массового поражения. Сигналы из Москвы не убедили Вашингтон в ее желании пройти свою часть пути.
Конечно, есть области, где Россия и США не могут не сотрудничать: от контроля над ядерным оружием и технологиями до международной безопасности и противостояния терроризму, от экологии и космоса до гуманитарных проектов и Афганистана. Можно предположить, что при Обаме эффективность сотрудничества в этих областях будет выше, особенно в ядерной сфере. Об этом он прямо сказал в своей инаугурационной речи. Интересы двух стран пока еще совпадают в Афганистане. Однако считать, что ключи от улучшения двусторонних отношений лежат лишь в Вашингтоне, а Обаме не терпится сблизиться с Москвой, есть вредная иллюзия. Для Америки было бы выгодно иметь хорошие, доверительные, даже партнерские отношения с Россией, но объективно Обама ныне поставлен в ситуацию, когда он должен быть готов к стратегическому соперничеству с Россией при очень ограниченном вынужденном сотрудничестве в ряде областей, а не к односторонним и поспешным телодвижениям в сторону Москвы.