Нефтедонор

Запомним его на фоне пожара на буровой, в момент языческого торжества: огонь фонтаном хлещет в ночную гуашь, контуженный взрывом ребенок брошен на руки помощнику, а герой Дэй-Льюиса – Дэниел Плейнвью не может оторвать дикого взгляда от пылающей вышки. Это не просто калифорнийский пионер-нефтедобытчик и будущий магнат; он – хозяин недр, он высосал кровь земли и бросил вызов небу.

Великий актер Дэй-Льюис – в этой сцене из него словно бы рвется адский хохот, неслышный, но отчетливый, как инфразвук; так до конца жизни будет воспринимать Дэниела Плейнвью приемный сын, оглохший при взрыве на этом пожаре; так до конца фильма должен видеть его зритель. В театре с таким напряжением актерской воли и сил разве что Фауста играют. Пожар в фильме, конечно, кульминация, точка невозврата: был человек, стал сверхчеловек, ему и искуситель-то не нужен, он сам себе Мефистофель. Вся машинерия картины работает на этот взрыв, на это превращение, но что была бы машинерия без Дэй-Льюиса? Ноги его в грязи, голова в парах виски, вены качают нефть: она и только она горит в его сердце, и называть это алчностью мелко и нелепо.

В оригинале фильм называется «Будет кровь» (There Will Be Blood), а роман-первоисточник Эптона Синклера (в экранизации капитально перепаханный) звался как раз «Нефтью». Но жидкости эти у режиссера Андерсона синонимичны. Дэниел Плейнвью – мифическая, ветхозаветная фигура. Кажется, он не умрет, пока в его земле остается хоть капля нефти.

Куда против него сопляку Илаю (Пол Дано), сектанту-проповеднику, мелкому духовному пройдохе, чья дощатая церковь стоит на той самой почве, под которой течет Дэниелова кровь. Вот уж чьи завывания и проповеди – от лукавого, вот кого охота раздавить, как мокрицу, со всей его велеречивостью: право слово – Иудушка. Тоже, между прочим, первостатейная роль, без нее из «Нефти» выпало бы важнейшее измерение.

Андерсон ведь не про время дикого капитализма и первоначального накопления снимал, а больше про время, решившее, что Бог умер и все дозволено. Жестокость «Нефти» именно в этом.

У простых, маленьких людей (эти роли были, кстати, сыграны непрофессионалами из жителей западного Техаса, где снимался фильм) выбор невелик: увязнуть в патоке лжепророка Илая или поддаться соблазнам нефтедобытчика, обещающего им богатства земные и подземные. Забавно: писатель Эптон Синклер был убежденным социалистом, а режиссер Пол Томас Андерсон социализм повычистил, отчего массовка осталась в некотором недоумении – вроде и вовлечена в сюжет, но исключительно для фона и общей исторической достоверности.

Однако не о маленьких людях речь; некуда податься сверхчеловеку, который прогнал приемного сына и убил приблудного фальшивого брата. Абсолютное одиночество героя в финале – каиново проклятие. Вот ведь: Бог умер, а проклятие осталось. Полная жуть.