Отбор и репродукция: Ставка на понижение

Отсутствие механизмов представительства и дискуссии в элитах (о своеобразии понятия «элита» в постсоветской России и содержании этого понятия см. полную версию статьи в журнале Pro et Contra, № 3, 2007) в условиях закрытой системы управления ведет к парадоксальному распределению компетенции, информированности, эффективности принятия решений, которое сохраняется и по сей день. Наивысшей компетентностью обладают средние статусные уровни, достигшие потолка полномочий. Они не могут продвинуться выше, поскольку при действующей в России организации власти установлен барьер: вышестоящая инстанция подбирает себе удобных исполнителей, но именно исполнителей, а не соперников и заместителей. А коль скоро отсутствует открытая конкуренция за власть по открытым и формальным правилам (например, в ходе честной победы на выборах), то остается единственная возможность регулярного либо систематического обновления состава властвующей элиты – кооптация в состав правящей группы по личным или частным основаниям вне зависимости от фракционной либо исходной групповой принадлежности, далеко не всегда связанной с квалификацией кандидата или даже совсем от нее не зависящей.

Ниже среднего статуса находятся исполнители разной квалификации, которые могут выступать в роли как номенклатурных кандидатов (карьеристы), так и собственно молодых и перспективных специалистов. Во втором случае они имеют некоторые, хотя и не очень высокие шансы на управленческую карьеру среднего уровня (но не политическую: они не могут стать членами номенклатуры без утверждения их вышестоящими инстанциями).

Проблема неэффективности нынешней российской власти состоит в таком сочетании «политического» и «компетентного», которое предполагает установку исключительно на интересы конкретных лиц, наделенных властными полномочиями. При этом с точки зрения бюрократии представители власти, которых они обслуживают, являются дилетантами; они не только «некомпетентны», но и к тому же вместо решения технологических задач ориентированы на достижение консервативных или даже реакционных политических целей. Последнее обстоятельство обусловлено тем, что «социальный генезис», карьерная история тех, кто в данный момент находится у власти, строились по правилам, заданным ведущими институтами предыдущей эпохи. В таких условиях задачи политики как институциональной подсистемы неизменно сводятся к механическому соединению прежних образцов и отношений с текущими задачами управления, сформулированными в категориях интересов данной группы и задач ее самосохранения. Подобные «политики» стремятся использовать квалификацию исполнителей, но при этом ограничить их влияние; тем самым они сохраняют неизменным характер политического целеполагания. Номенклатурный принцип организации власти, поддерживаемый правящей группировкой, препятствует автономизации данной сферы, институционализации компетентности и правил ее приобретения и признания. Иными словами, этот принцип противоречит возникновению открытой конкуренции в занятии ведущих социальных позиций, не зависящей от интересов и действий тех, кто в текущий момент находится у власти. Фильтры, отсекающие возможных кандидатов, могут быть самыми разными: и членство в партии (в КПСС или в действующей «партии власти»), и принадлежность к клановым группировкам либо к закрытой корпорации («органы»). Могут быть и иные, не вербализуемые критерии лояльности и причастности к «своим». Но так или иначе в данной системе власти политика всегда будет подвергаться бюрократической стерилизации. Поэтому государство неэффективно, а околополитическая «элита» всегда коррумпирована и аморальна. Реакция же всей системы на некомпетентность властной верхушки будет заключаться в разрастании слоя исполнителей, увеличении численности чиновничества и усилении бюрократизма государства в целом.

Оценка достоинств и достижений в системе «эрзац-элиты» этого типа не столько зависит от индивидуальных достоинств и достижений, сколько сообразуется с мнением вышестоящего начальства. Именно оно является мерилом того, что ценно и важно в действиях представителей «элиты», а что – нет. Кого можно считать «политиком» либо «ученым», какой центр занимается «наукой», а какой – нет, кто может преподавать в университете, а кто – нет – все это определяется не сообществом самих ученых или попечительскими советами университетов, а внутренними инструкциями соответствующих ведомств, что, в свою очередь, задает порядок предоставления субсидий, правила законодательного регулирования деятельности в этих областях, характер налогообложения и т. д. Это означает, что в социуме, во-первых, отсутствуют механизмы политического, гражданского, культурного представительства социальных и экономических групп, территорий, меньшинств разного рода; во-вторых, нет и не может быть публичного и открытого обсуждения представленных программ, точек зрения, позиций, интересов или стратегий политического действия, отсутствуют политические механизмы участия и конкуренции; в-третьих, действуют силы либо нивелирующие потенциальные достижения и многообразие, либо значительно снижающие порог их признания, т. е. работающие по схеме «я – начальник, ты – дурак».

В социологическом плане эти положения можно сформулировать иначе: в социуме описываемого типа не возникают (либо последовательно подавляются) импульсы структурно-функциональной дифференциации и специализации. Стремление усилить централизованный контроль над различными сферами политики, бизнеса, судопроизводства, частной жизни (включая и потребление) равнозначно подавлению автономизации дифференцирующихся сфер социальной жизни.