Россия и Европа: Возвращение идеологии
Вопреки утверждениям критиков Владимира Путина, идея суверенной демократии не знаменует размежевание с европейской традицией, но олицетворяет идеологические амбиции России стать “другой Европой”, альтернативой ЕС. Кремль разработал идеологический проект, который не только выглядит привлекательным для многих в постсоветской Европе, но и бросает экзистенциальный вызов Евросоюзу.
“Россия – это очень старая Европа, – пишет аналитик Московского центра Карнеги Дмитрий Тренин. – Она чем-то напоминает Германию 20-х гг. прошлого столетия с ее жизненной энергией и болезненной реакцией на несправедливое обращение со стороны окружающего мира, Францию 40-х гг., когда она пыталась залечить свои раны, или Италию 60-х в том, что касается связи между властью, деньгами и преступлением”. В самом деле, Россия – это очень старая Европа. Она олицетворяет собой ностальгию по старому европейскому национальному государству, тоску по европейскому порядку, построенному на балансе сил и невмешательстве во внутренние дела соседей.
Соединенные Штаты могут позволить себе относиться к России с точки зрения классического реализма. Европейский союз этого себе позволить не может. Конфликт между Москвой и Вашингтоном можно свести к пробе сил XIX столетия, в основе которой борьба за контроль над природными ресурсами и вопрос национальной гордости. Но этого нельзя сказать о конфликте между Россией и ЕС. В идее суверенной демократии европейцев больше всего обескураживает то, что Москва фактически считает Евросоюз временным явлением, интересным экспериментом, у которого нет будущего. Европейская стратегия России основана на предположении, что будущее Европы станут определять государства-нации.
Разные проекты
“В 1989 г. был не просто положен конец холодной войне или даже Второй мировой войне, – писал Роберт Купер, обобщая новый консенсус Европы. – В Европе (быть может, в одной только Европе) был положен конец политическим системам трех столетий: равновесию сил и империалистическим устремлениям”.
Политическая элита Европы исходила из того, что окончание холодной войны означает рождение нового, постмодернистского порядка. Его ключевыми элементами являются высокоразвитая культура вмешательства во внутренние дела друг друга и построение безопасности на основе открытости и прозрачности. Постмодернистская политическая система не опирается на принцип равновесия сил и не делает акцента на суверенитете либо разделении внутренних и внешних дел. Таким образом, узаконенная монополия власти, являющаяся сущностью любой государственности, подчиняется международным, но добровольно накладываемым на себя ограничениям.
Договор об обычных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ), предусматривающий активный мониторинг и инспектирование военных объектов иностранными наблюдателями, и Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ) с ее мониторингом демократичности выборов были основными инструментами интеграции Москвы в постмодернистское устройство Старого Света. Они придали России вид современного государства, принявшего новые требования открытости и взаимозависимости. Слабость России создала иллюзию, будто Москва разделяет такой подход к безопасности. В действительности же это было далеко не так. Свою государственность Россия решила строить в соответствии с европейской практикой и идеологией XIX, а не XXI в.
Отношение России к европейскому порядку – смесь ностальгии по эпохе европейского сообщества и зависти к современному Китаю, которому удается сочетать открытость для Запада с неприятием какого бы то ни было западного вмешательства в свою внутреннюю политику. Россия предпочитает такое мироустройство, в котором дружественные Кремлю олигархи будут владеть английскими футбольными клубами и российский средний класс станет свободно путешествовать по Европе, но международным компаниям не будет позволено эксплуатировать природные ресурсы России, а критиков Кремля российского происхождения станут изгонять из европейских столиц.
Режим суверенной демократии абсолютно несовместим с гегемонией новейшего времени. Решение России выйти из ДОВСЕ и хорошо обдуманные попытки блокировать работу ОБСЕ знаменовали собой конец европейского порядка, сложившегося по окончании холодной войны. Эти действия – проявление логики режима суверенной демократии.
Разные логики
Сегодня реальный источник конфронтации между Россией и Европейским союзом – не столько даже конкурирующие интересы или разные ценности, сколько политическая несовместимость. Вызов России нельзя свести к вопросу энергетической зависимости и амбициям Москвы диктовать условия своему ближнему зарубежью, которое теперь превратилось в приграничные территории ЕС. Суть нынешнего кризиса – не столкновение демократии и авторитаризма (как явствует из истории, демократические и авторитарные страны могут легко сотрудничать), а столкновение между постмодернистским государством, воплощением которого является Евросоюз, с традиционным государством эпохи модерна, олицетворяемым Россией.
Полемика вокруг Энергетической хартии и британско-российское испытание нервов по поводу дела Литвиненко уходят корнями не в столкновение интересов и не представляют собой рецидив холодной войны. Все это есть не что иное, как выражение разной логики модернистского и постмодернистского государства. Подобно тому как Европейский союз с его упором на права человека и открытость угрожает кремлевскому проекту суверенной демократии, российское стремление добиться баланса сил как основания нового европейского порядка угрожает самому существованию ЕС. Сталкиваясь с экспансией российских компаний с их государственным мышлением, страна – член Евросоюза испытывает искушение оградить от внешней конкуренции некоторые отрасли своей экономики, такие, как, например, внутренние энергетические рынки, ставя тем самым под угрозу либеральный экономический порядок, лежащий в основе европейского проекта.
Полярная природа политических элит в современной России и Европе – это еще одна причина для беспокойства о будущем их взаимоотношений. В отличие от бюрократических советских элит позднего периода, чуждых риска и проявлявших компетентность, когда дело касалось международных отношений и политики в области безопасности, новая российская элита – это те, кто выжил и победил в жестоких играх переходного периода. Они чрезвычайно самонадеянны, склонны к риску и необычайно богаты. Европа не знает, как с ними разговаривать. Европейские политические элиты, сделавшие карьеру на искусстве компромисса и ухода от конфликтов, имеют дело с элитами, которые горды тем, что не берут заложников. Взаимного непонимания и недоверия, похоже, не избежать.
Взаимные ожидания
Короче говоря, столкновение между Россией и Западом по своей природе идеологическое. Отличие от периода холодной войны состоит в том, что противостоят друг другу не демократия и диктатура, а постмодернистское государство в лице Европейского союза и путинский режим суверенной демократии. Кремль считает, что политика открытости и взаимозависимости, проводимая ЕС в международных отношениях, угрожает его проекту. В то же время само существование Евросоюза постоянно находится под угрозой ввиду того, что Россия настаивает на преобладании суверенного государства в европейской политике. Для постмодернистского государства “суверенитет – это место за столом”. Для России суверенитет – это право государственной власти делать то, что ей заблагорассудится, на своей территории, а также казнить своих врагов в центре Лондона.
Москву обнадеживает возрождение национализма и обостренного ощущения национальной идентичности в некоторых странах – членах Европейского союза, и она ожидает, что ЕС канет в Лету точно так же, как Советский Союз в начале 1990-х гг. С точки зрения Москвы, Евросоюз – еще одна утопия, время которой истекает. Брюссель же, со своей стороны, убежден, что суверенная демократия – печальная попытка обмануть историю и открытие Российского государства – это только вопрос времени.
Сосуществование европейского политического постмодернизма и российской суверенной демократии может стать более трудным и опасным предприятием, чем сосуществование советского коммунизма и западных демократий. Примите это к сведению!