“Мы не будем вступать в еще одну холодную войну”

Имидж России, каким он представал в телерепортажах в минувшие выходные, был жестким и репрессивным, чуть ли не вернувшимся из советского прошлого: спецназ, избивающий участников демонстрации за демократию и оттаскивающий пожилых женщин, пытавшихся вмешаться. Однако при взгляде из обшитого темными панелями кабинета Сергея Иванова, который шесть лет занимал пост министра обороны РФ и недавно стал первым вице-премьером, Россия представляется совсем иной страной – с хорошими показателями экономического роста, богатыми запасами и растущей зарплатой. Самыми важными представляются два фактора: преемственность и стабильность.

Иванов в своих взглядах не одинок: число протестующих из так называемой “Другой России” мизерно, а 80% россиян утверждают, что поддерживают президента Владимира Путина. Однако жесткие меры наподобие тех, что были использованы в минувшие выходные, свидетельствуют о том, что Кремль до сих пор опасается, что что-то может помешать его планам плавного перехода власти от нынешнего президента, который по Конституции должен покинуть пост в марте 2008 г. Если такая опасность и впрямь существует, то человеком, которому придется ей противостоять, может оказаться Сергей Иванов, так как он является главным кандидатом на место Путина.

В пространном интервью газете Financial Times этот человек, который может стать следующим президентом России, упорно вежлив, несколько скован, он твердо защищает свои достижения за последние семь лет, при этом в его манере сквозит “сталь”, немного как у Путина, старинного друга Иванова. Сходство удивлять не должно. Обоим по 54, оба из Санкт-Петербурга и оба – бывшие шпионы КГБ.

Иванов и Дмитрий Медведев, тоже первый вице-премьер, по мнению некоторых, борются за поддержку, которую Путин обещал своему преемнику, с тех самых пор, когда и тот и другой получили повышение в конце 2005 г. В начале нынешнего года в опросах общественного мнения лидировал Медведев. Однако после того, как Иванов в феврале тоже получил должность вице-премьера и с обороны переключился на новые задачи модернизации экономики, шансы на то, чтобы стать преемником Путина, у обоих сравнялись и разрыв в результатах опросов сократился. Впрочем, опросы общественного мнения имеют относительную ценность в России – стране, где почти наверняка победит тот, кого выберет Путин.

Единственный вопрос, на который Иванов не отвечает или не может ответить, – это станет ли он сам баллотироваться на пост президента. “Я не думал об этом, – говорит он. – Если бы я стал думать над этим всерьез и готовиться к выборам, то что бы я здесь сейчас делал? Первый вице-премьер в России – довольно ответственная должность. Совмещать и то и другое невозможно. Честно говоря, я рад, что здесь нет предвыборной кампании”, – добавляет он, с легким пренебрежением вспоминая о предвыборной лихорадке в США. Россия поступает правильнее, когда тратит средства на новые аэропорты и дороги, говорит Иванов, а не на дорогостоящие предвыборные кампании в американском стиле.

Его слова звучат немного неискренне. Кто станет следующим президентом, становится не только главной интригой политической жизни в России, но и центральным вопросом, за которым пристально следят правительства иностранных государств, с некоторой озабоченностью наблюдающие возвращение России в клуб мировых держав. Равно как и инвесторы, пытающиеся принять посильное участие в экономическом возрождении этой страны. Более того, теневая кампания уже в полном разгаре. Телеканалы, находящиеся под контролем государства, широко освещают события, в которых фигурируют Иванов и Медведев: посещения заводов, школ, больниц, а нередко и встречи с госслужащими, на которых оба кандидата критикуют нерадивых чиновников, совсем как сам Путин. По слухам, противоборствующие кремлевские кланы борются за то, чтобы посадить на пост президента своего человека. Более либеральная группировка борется с силовиками или “людьми во власти” – приверженцами жесткой линии из числа бывших сотрудников разведывательных и военных ведомств. Медведева связывают с первой группой, Иванова – со второй. Третья группировка, которая, вероятно, связана с силовиками, склоняется к тому, чтобы убедить Путина изменить Конституцию и остаться на третий срок, хотя сам он говорит, что на это не пойдет. Некоторые аналитики полагают, что Путин может поддержать до сих пор неизвестного третьего кандидата.

Даже такие события, как убийства журналистки Анны Политковской осенью прошлого года и Александра Литвиненко, бывшего сотрудника КГБ, проживавшего в Лондоне, увязываются с борьбой за преемника. В то же время “сборная солянка” в лице коалиции “Другая Россия” начала открытую кампанию за срыв процедуры передачи власти и за уничтожение того, что они называют авторитарным путинским режимом.

Алексей Макаркин, эксперт московского Центра политических технологий, рассказывает, что Кремль намерен не повторять своих ошибок, допущенных во время оранжевой революции на Украине в 2004 г., когда многие советники доказывали, что демонстрации оппозиции в Киеве ни к чему не приведут. “Они хотят уничтожить это в зародыше”, – говорит он.

Из всех потенциальных кандидатов в преемники Путина Иванов, наверное, в наибольшей степени соответствует концепции преемственности, хотя бы благодаря сильному сходству биографий. Иванов на три месяца моложе Путина, оба вместе учились в Ленинградском государственном университете, где Иванов изучал английский и шведский. Правда, сам он утверждает, что познакомился с Путиным только в ленинградском КГБ в конце 1970-х. Оба учились в школе КГБ 101 – элитном центре подготовки шпионов, расположенном в подмосковном лесу.

Оба работали в службе внешней разведки. Однако в то время, когда Путин попал в Восточную Германию, в Дрезден, Иванова посылали за пределы советского блока – в посольства СССР в Хельсинки и Найроби. Кроме того, в отличие от Путина, который ушел из КГБ в 1990 г. и стал работать в аппарате мэра Санкт-Петербурга, Иванов остался в службе внешней разведки и стал генералом. Когда Путин стал директором ФСБ, в которую превратился КГБ, в 1998 г. он сделал Иванова своим заместителем.

Тот факт, что Иванов был знаком с Путиным до того, как тот стал работать в администрации Петербурга – в отличие от других лиц из путинского окружения, в том числе и Медведева, – может объяснить, почему силовики рассматривают его как не совсем “своего”. Кроме того, Иванов относительно недавно вошел в сеть контролирующихся Кремлем корпораций, которая была создана при Путине и в которых председателями советов директоров являются министры и чиновники высшего ранга. Первый вице-премьер Иванов занимает позицию председателя корпорации “Объединенные авиалинии”, холдинговой компании, созданной в прошлом году, чтобы объединить производителей военных и гражданских самолетов.

Опыт работы с западными партнерами тоже отличает Иванова от его коллег. “Я считаю себя довольно либеральным человеком, главным образом потому, что значительную часть жизни я провел в европейских городах”, – говорит он. Жизнь за рубежом научила его уважать демократию. Ему нравится Черчилль – Иванов цитирует его высказывание, что “демократия – худшая форма правления, за исключением всех прочих”. Однако традиции и ментальность приводят к тому, что россиянам нужно не слепое копирование западной демократии, а что-то еще.

“Россия – огромная страна, и, к сожалению, ментально большинство населения все еще полагается на царя, – говорит он. – Россия никогда не станет перенимать на 100% модель управления англосаксонской политической элиты. Нравится это вам или нет – другой вопрос, но я говорю вам, как есть”.

Россия будет демократической страной, говорит он, но ей надо позволить искать свою, особую форму демократии, как это происходило в других странах: “Сколько лет находится у власти Либерально-демократическая партия Японии? 60 лет без перерыва (он не упоминает о том коротком периоде 1993–1994 гг., когда эта партия находилась в оппозиции). Разве кто-то может сказать, что в Японии нет демократии?”

“В США – там есть демократия”, – продолжает он. “Но в США разве возможно такое, чтобы президента выбирало меньшинство? Да. А что бы вы сказали, если бы это произошло в России? Вы бы нас заклеймили”, – говорит Иванов, и его губы складываются в жесткую линию.

Когда разговор заходит о поддерживаемых Западом “маяках демократии”, образовавшихся вдоль российских границ – Ираке, Грузии или Украине, – его поджатые губы складываются почти в презрительную усмешку: “Украина полностью подрывает демократию. Из-за того что люди видят эту полную неразбериху, они скажут: “Нам не нужна ваша демократия. Дайте нам царя, дайте нам зарплату и отстаньте от нас со своей демократией”.

А что же с теми, кто в Москве и Санкт-Петербурге вышел в минувшие выходные на улицы в надежде, что им удастся повторить то, что произошло на Украине? Иванов встречался с FT до того, как прошли эти демонстрации, но слова его кажутся пророческими. “В условиях слабой политической культуры, когда демонстрации легко переходят в мордобой, когда перекрывают улицы, народ отвернется <...> Грань между политическими свободами и экстремизмом очень тонка”. Демонстрантам разрешили собираться в установленных местах, говорит Иванов, но они не должны настаивать на создании беспорядков, проводя марши через центр города. “Если вы хотите заявить о своем мнении властям, стойте здесь и кричите, – говорит он. – Но не перекрывайте движение транспорта”.

Экономические взгляды Иванова также предполагают участие в экономике сильного государства. “Такие секторы, как производство потребительских товаров и сектор телекоммуникаций, – говорит он, – полностью либерализованы и открыты иностранным инвесторам. Однако в каких-то секторах доля государства всегда будет превышать 75% по определению. Либо потому, что эти секторы имеют отношение к национальной безопасности, как, например, ядерные технологии, или потому, что они слишком велики, чтобы развиваться только за счет рынка, – такие как кораблестроение, космос или авиация”.

В нефтегазовом секторе Иванов выступает в поддержку путинского курса на возвращение активов под управление России. “Это наши ресурсы, и как развивать их, где искать средства [на развитие] – наше дело, – говорит он. – Мы признаем иностранных инвесторов как поставщиков [технологий] <...> как инвесторов в технологии. Но я не думаю, что в обозримом будущем мы позволим какой-либо иностранной компании приобрести какое-то крупное месторождение”.

Он добавляет, что жесткая позиция России в вопросе повышения прежде дотируемых цен на энергоносители для Белоруссии и Украины продиктована “объятьями капитализма”, а не возвратом к империализму советского стиля. Эти страны, однако, настаивают, что повышение цен – это уловка для втягивания их в политическую орбиту Москвы. “Энергетического империализма не существует. Нефть и газ имеют цену. В середине 1990-х вы учили нас, как стать рыночной экономикой. Мы эти уроки выучили, – говорит Иванов, переходя на английский, чтобы подчеркнуть свою мысль: – Теперь мы слышим критику: мол, вы действуете неправильно, используя цены на энергоносители в политических целях. [Но] мы со всеми торгуем по рыночным ценам”.

Чувствуется, что Иванов находится в своей стихии, когда обсуждает внешнеполитические вопросы типа этого. В то время как Медведев, его ближайший соперник, отвечающий за многомиллиардные инвестиции в социальные программы, может рассуждать о российском ипотечном рынке или о сельских больницах, нуждающихся в медицинском персонале, Иванов демонстрирует свободу в беседе о делах государственных.

Этим, возможно, объясняется предположение о том, что выбор Путина будет зависеть от его понимания главной задачи будущего президента. Если она заключается в продолжении экономической модернизации в явно благоприятной среде, он может указать на Медведева. Если международная обстановка ухудшится – например, после воздушных ударов США по Ирану, видимо, придется браться за работу Иванову. Мировой кризис после военной операции против Ирана – перспектива, которая, похоже, неотступно мучает российское руководство, – также выглядит для кремлевской партии “третьего срока” как возможный предлог, чтобы уговорить Путина остаться.

Некоторые из высказываний Иванова могут обнадежить тех, кто с беспокойством наблюдает за усилением России. “При любом сценарии для развития России мы не будем вступать в еще одну холодную войну. Мы на эти грабли уже наступали, – говорит он, – и не хотим снова повторить ту же ошибку”. Если Россия модернизирует свои Вооруженные, расходуя на это небольшую часть того, что тратил Советский Союз или сейчас тратит США, – это направлено не против Запада, а для отражения потенциальной угрозы от таких соседей, как Северная Корея и Иран.

Еще он высказывает беспокойство, которое можно слышать от российской политической элиты, то, которое в феврале прозвучало в жесткой мюнхенской речи Путина о внешней политике по поводу того, что Запад не держит своего слова: “В середине 1990-х мы воспринимали как свершившийся факт то, что распад Советского Союза привел к окончанию холодной войны, что НАТО не будет продвигаться на восток, что [члены альянса] не будут размещать военные базы там, где они обещали этого не делать. Но мы видим, что нас обманули. Возникает вопрос: для чего все это?”

В разговоре о планах США расположить часть американской системы противоракетной обороны в Восточной Европе стало заметно, что Иванов сдерживает обиду. Он, в отличие от некоторых коллег, спокойно признает, что 10 американских баз ракет-перехватчиков в Польше не будут представлять собой среднесрочной угрозы для России. Но, настаивает он, ни Иран, ни Северная Корея не располагают возможностями для производства ракет, которые могли бы создать угрозу для Европы или США. “Поскольку там нет и не будет ракет, то против кого направлена эта система? Только против нас”, – заявляет Иванов.

Однако он настаивает, что утверждения высших военных чинов, по всей видимости, свидетельствующие о желании России выйти из Договора о ракетах средней и меньшей дальности 1987 г., истолкованы неверно. Договор запрещает американские и советские ракеты средней дальности. Москва, говорит он, высказывает сомнения только потому, что другие государства – “Северная Корея, Китай, Пакистан, Иран, Израиль, и все они рядом с нами” – теперь располагают вооружениями средней дальности. В новой обстановке не имеет смысла запрещать обладание этим оружием только США и России.

“Мы не намерены свернуть себе шею, производя [эти виды вооружения], или, более того, нацеливать их на Европу, – говорит Иванов. – У нас есть – и я подчеркиваю это – другие проблемы и другие угрозы”.

Во многом, что он говорит и пишет, сквозит часто озвучиваемое в Москве убеждение, что Запад оказывал помощь в свержении режимов на территории бывшего Советского Союза. В ответ на вопрос, вмешиваются ли иностранные государства во внутренние дела России, Иванов вспоминает прошлогоднее дело британских дипломатов, занимавшихся распределением грантов неправительственным организациям, а также якобы выступавших в качестве шпионов. В этот момент он вновь поджимает губы, а на щеках его появляется румянец.

“Мы их поймали и показали всему миру, на что идет посольство Ее Величества”, – говорит он. (Великобритания отвергает обвинения в неположенном поведении.) Попытки дестабилизировать ситуацию в России на иностранные деньги в преддверии президентских выборов 2008 г. могут иметь место, добавляет он. Однако этот человек, который может стать фаворитом в борьбе за президентское кресло, остается невозмутим. “Могут быть попытки или желание их осуществить. Но из этого ничего не выйдет. Экономическая и политическая ситуация в стране чрезвычайно стабильна. В таком случае эти деньги просто окажутся выброшенными на ветер”. (FT, 19.04.2007, Екатерина Кудашкина, Ольга Проскурнина)