ДВИГАТЕЛИ РОСТА: Фактор страха


Главный нерешенный вопрос для экономистов: почему одни страны растут и богатеют, а другие не развиваются? Теорий существует несметное множество, и в их основе, как правило, история, культура, климат или география. Предлагаю еще одно объяснение – страх, чувство незащищенности, ощущение, что, если ты перестанешь трудиться, придут соперники и все отнимут.

Характернейший пример, как ни странно, – США. Американцы пребывают в постоянной нервозности по поводу угроз их экономическому и военному лидерству. Каждый новый приступ страха порождает пророчества о неминуемом крахе и поиски решений. И это помогает американской экономике постоянно изобретать себя заново. Интересно при этом, что события, провоцирующие бурную деятельность, быстро забываются. Кто помнит сейчас терзания конца 80-х гг., когда все в Америке были убеждены, что японцы не сегодня-завтра скупят их страну на корню?

Страхи – серьезный фактор и в Азии. Переживания по поводу отсутствия природных ресурсов, культурной и географической изоляции были движущей силой японского чуда. Бывая в Японии в начале 80-х гг., я всегда отмечал, насколько непрочным казался их успех самим японцам. Уже достигнув процветания, они готовы были жертвовать качеством жизни ради великого бога индустриального прогресса. Кстати, сейчас это уже не так. Спрашивая японских друзей о том, каковы нынешние национальные цели, я не получаю ответа. В лучшем случае они говорят, что хотели бы получать от жизни больше удовольствия, – это уже зрелость общества.

Всепроникающее чувство опасности и уязвимости, недоверие к иностранцам помогли сделать рывок Южной Корее. Кризис 1997–1998 гг. нанес национальной душе серьезный удар, но привычная паранойя жива – корейцы убеждены, что хитрые иностранцы скупили активы на пике кризиса и наживаются на несчастьях страны. Китайской экономикой движет нервозность другого порядка: политическая легитимность лидеров КНР зависит от непрерывного роста благосостояния граждан.

В большей части Азии национальные страхи распространяются и на граждан. Минимальной либо несуществующей социальной защитой объясняется высокий уровень сбережений, который финансирует экономический рост. В богатейших экономиках региона, Сингапуре и Гонконге, до сих пор не существует системы социального страхования для безработных.

Но сейчас эта привычная модель начинает давать сбои. Рост больше не поднимает все лодки с одинаковой скоростью. Доходы более квалифицированных специалистов растут быстрее, чем у всех остальных, растет неравенство и между жителями городов и сельской местности. Можно только гадать, станут ли политические страхи, вызванные этими процессами, толчком для поиска новых решений.

Проблема экономик, движимых страхами, состоит в том, что политики в этих странах склонны к чрезмерной концентрации на нескольких ключевых целях и могут не замечать угроз. Этот риск особенно характерен для стран, где национальные цели устанавливаются правительствами, защищенными от серьезной политической конкуренции.

Всевластные бюрократы Японии проглядели угрозы, связанные с надуванием пузыря на рынке недвижимости в 80-е гг. Страна заплатила за это целым десятилетием дефляции. Творцы южнокорейской промышленной политики не предугадали опасности чрезмерного укрепления национальной валюты и лавинообразного накопления корпоративного долга, который поверг страну в кризис. Осознают ли политики в Пекине все угрозы, которые стоят перед страной, все более свободной экономически, но крайне закрытой политически?

Впрочем, демократический плюрализм не гарантирует предвидения. Экономическое будущее Америки выглядело бы гораздо лучше, если бы ее политики проводили меньше времени в сетованиях по поводу обменного курса юаня и больше – в размышлениях о том, что будет, если иностранным держателям американского долга надоест финансировать потребление в США. Вот это как раз повод для нервозности и страхов. (FT, 15.03.2007)