Быть мертвым, увы, нормально
Со смертью Бодрийяра окончательно умерла буйная (пост)классическая французская философия, рожденная бурными 60-ми. Барт, Фуко, Делез, Деррида – скорбный список, священный для всякого университетского интеллектуала, – пополнился еще одним именем. И необходимый, актуальный источник цитат напрочь стал мемориальной доской.
Бодрийяр держался до последнего. Не только в житейском, онтическом смысле (на предостережения не пить пива после водки он отвечал: “Я – сын нормандского крестьянина!”), но и в высшем, онтологическом. Не столько академический философ, сколько бурлескный парадоксалист, святой дервиш с городской площади, Бодрийяр, профессор социологии университета Париж-Нантер, книги свои выстраивал как обрывки романов, написанных с залихватской легкостью, удивительной лексической простотой и... невозможностью традиционного понимания.
В коллективной памяти застряло словцо “симулякр”, которое было похищено у Делеза, а тот, в свою очередь, цитировал самого Платона, однако авторство осталось за Бодрийяром. “Симулякр” – ложное подобие, неверное подражание, удобоваримая фикция, которую все принимают за подлинную сущность. За этот термин, с такой легкостью применимый к сегодняшней масс-медиальной эпохе, эта эпоха Бодрийяру поразительно признательна. Как и признательна за его лозунг “Войны в Заливе не было!” по поводу событий в Персидском заливе, с ложной дотошностью транслировавшихся международными телеканалами. Теперь бы следовало кричать “Казни Хусейна не было!” и тоже цитировать Бодрийяра.
Он же на самом деле, провоцируя общедоступное восприятие, так легко купившееся на подначки философа, имел в виду совершенно другое. Да, интеллектуально хулиганил. Да, будоражил. Да, увлекался зряшной софистикой, скрывавшей интимную мысль. Хотел быть на виду, делая вид, что разменивает талант на общественную славу. Однако в сущности Бодрийяр – любимец общества – это общество едко и язвительно критиковал. Даже когда отказался от ранних марксистских убеждений и повторял, что принесшая ему славу книга “Система вещей” (1968), критикующая потребительство, устарела и надоела.
О чем бы Бодрийяр ни писал – о музее современного искусства (“Эффект Бобура”, 1977), об эротике (“Соблазн”, 1979), о туризме (“Америка”, 1986) и т. д., – он пытался продраться к достоверности, к подлинности, к вещности, которой так не хватает в сегодняшнем симуляционистском мире. Стоит посмотреть на фотоработы Бодрийяра, который поздно взял в руки фотоаппарат, – минималистские, лаконичные, простые – чтобы понять, что слово “симулякр” – не хвала, а хула. И что война в Заливе оставила кровоточащий след в сердце сына нормандского крестьянина.
В книге “Символический обмен и смерть” (1976), по-прежнему критикуя современное общество с его патологической жизнерадостностью и силиконовым оптимизмом, Бодрийяр писал: “Сегодня быть мертвым – ненормально, это немыслимая аномалия”. Бодрийяр умер, и это его последний радикальный жест. Жаль, что и из смерти маэстро уже успели сделать шоу.