Русские очки
Михаил Шишкин, получивший за романы “Взятие Измаила” и “Венерин волос” все главные российские литературные премии, выпустил книгу “Русская Швейцария” (издательство “Вагриус”) – объемное исследование о пребывании в “земном парадизе” русских политиков, философов, литераторов, дипломатов. Карамзин, Герцен, Гоголь, Достоевский, Толстой, Бунин, Ленин, Набоков оставили о Швейцарии множество откликов и воспоминаний, из которых постепенно и сложился целый миф. О значении этого мифа для русской истории и литературы Михаил Шишкин, тоже живущий последние 11 лет в Швейцарии, рассказал “Ведомостям”.
– Что подтолкнуло вас взяться за этот труд – отсутствие подобной книги или какие-то иные причины?
– Я не хотел эту книгу писать. Я хотел ее прочитать. Приехав в Швейцарию, я понял, почему Карамзин однажды бросил писать прозу и взялся за свой эпохальный труд. Невозможно жить без истории, невозможно жить без почвы под ногами, не зная, что было до тебя. А Швейцария предстала передо мной русской культурной пустыней. И я написал историю моей страны, которой нет. Русской Швейцарии.
– Ваша книга переполнена цитатами из русских классиков, историков и политиков. Как вы добывали этот огромный свод информации?
– Оказалось, что все опубликовано и материала – океаны. В Швейцарии побывали практически все, кто создавал русскую культуру и губил русскую историю. Каждый оставил воспоминания, дневники, письма. Нужно было только собрать все это в одну книгу. Почему-то никому эта простая мысль не пришла в голову. Швейцарские и русские исследователи проделали до меня огромную библиографическую работу, и я с благодарностью посвящаю первые две страницы книги перечислению их фамилий. Но уверен, что ученый не смог бы сделать то, что мне хотелось. Книга имеет подзаголовок “литературно-исторический путеводитель”, но на самом деле это мой роман о России, о больной русской истории. Все мои персонажи писали о Швейцарии, но видели в ней только отражение себя и любимой до ненависти родины. Просто Швейцария помогает понять, почему мы такие. И если в традиционном романе придуманные персонажи проживают придуманные автором жизни, то в этой книге героев и их судьбы придумал не я. Русская история такой гениальный автор, что ничего и придумывать не надо.
– Но почему именно Швейцария помогала понять, кто мы такие?
– Швейцарию придумали писатели, и главный ее отец-основатель – Руссо. Придумали от обратного: раз в цивилизованном мире все морально загажено, то за стеной гор – чистота нравов. Карамзин, прилежный ученик западных описателей альпийского парадиза, создал Швейцарию в русском сознании как идеальную модель обустройства жизни. Это он в своих швейцарских письмах, написанных в России, бросается на колени на берегу Рейна под Базелем и восклицает: “Счастливые швейцары! Всякий ли день, всякий ли час благодарите вы небо за свое счастие, живучи в объятиях прелестной натуры, под благодетельными законами братского союза, в простоте нравов и служа одному Богу?” Разумеется, реальная Гельвеция ничего общего с раем не имеет. Люди как люди. Только били их поменьше, чем других. Так вот, этот образ Швейцарии в русском культурном пространстве все создавали, отталкиваясь от отечественных реалий. Если Россия живет по принципу “ты начальник – я дурак, я начальник – ты дурак”, то там – республика, равенство, выборы и проч. Если в отечестве “трудом праведным не построишь палат каменных”, то там праведный труд и приводит к своему домику “с аистом на крыше”. Если на родине тебе что-то принадлежит только до тех пор, пока кто посильней не захотел у тебя это отнять, то там частная собственность священна и крестьянин может быть уверен, что его лужайка будет принадлежать его потомкам и через десять поколений. И так далее. Интересно эта раздвоенность отражается, например, у Достоевского в романе и в письмах. В “Идиоте” литературный “идеальный” герой спускается в наше русское чистилище из литературной идеальной Швейцарии, а в письмах реальный писатель клянет на чем свет стоит швейцарскую реальность: “О, если б вы знали, как глупо, тупо, ничтожно и дико это племя! Мало проехать, путешествуя. Нет, поживите-ка! Но не могу вам теперь описать даже и вкратце моих впечатлений; слишком много накопилось...” Придуманная русскими писателями Швейцария стала в русском воспаленном мозгу символом западной частной жизни, “аиста на крыше”, пошлого бюргерства. Вот ей от всех наших борцов за высокие идеалы потом и досталось.
– Возможно, именно поэтому швейцарский “рай” депрессивно влиял на многих приезжающих в страну русских. Спокойствие и изолированность этой местности делали из соотечественников еще больших бунтарей. Что вы почувствовали, приехав сюда?
– Мы же смотрим на все в мире сквозь русские очки. Поэтому и сделал Карамзин эту страну в русском сознании “земным парадизом”. Это ведь только по сравнению с отечественной страстью не давать друг другу жить можно назвать страну, в которой никто тебя особенно не трогает, раем. А по количеству самоубийств этот рай не уступает России. Россия, как это ни странно прозвучит, всегда спасалась верой во врагов. В том, что тошно жить, виноваты татаро-монголы, немцы, евреи, чеченцы, коммунисты, демократы, менты, правительство и т. д. и т. п. И создается иллюзия, что если от них от всех освободиться, оставить только частную жизнь, то станет хорошо. Приехав сюда, я почувствовал тишину. Оставшись в России, я бы, наверное, тоже уехал куда-нибудь из Москвы, чтобы почувствовать тишину. Это то, что нужно книге. “Швейцарская хандра” и “чувство бунта” приходили, когда уходила книга. Здесь я понял, что, если не пишется, – хочется утопиться, и какая разница где – в Москва-реке или в Цюрихском озере? А когда текст идет – то тоже не очень важно, какой пейзаж за окном. Здесь я написал мои главные книги – и “Взятие Измаила”, и “Венерин волос”.
– Вы пишите, что полезные уроки из швейцарского мироустройства извлекли немногие – например, Лев Тихомиров, один из лидеров “Народной воли”. Почему Швейцария все же не стала для нас ориентиром?
– Дело все-таки не в Швейцарии. Вот Ленин тоже долго жил здесь, наблюдая быт и нравы... Да и теперешнее начальство к швейцарскому мироустройству каждый горнолыжный сезон приглядывается. А что толку? Россия воюет сама с собой и выйти из этой войны не может. Потому что это ожесточение – внутри и передается из поколения в поколение. А на войне как на войне, побеждает сильнейший. Поэтому Россия – хорошая страна для сильных и очень поганая для слабых. И каждая попытка изменить “русское мироустройство” кончалась все тем же: лучшие места занимали новые сильные, оттесняя новых слабых к параше.
– Почему Швейцария не стала символом послереволюционной русской эмиграции? В ХХ в. русские приезжали сюда лечиться, работать, знакомиться со страной, но их было значительно меньше, чем во Франции, например.
– До революции Швейцария однозначно была центром русского “свободомыслия”. Последним революционером, которого швейцарцы выдали русскому правительству, был Нечаев. Почти полвека на берегах тихих озер русские гости спокойно мастерили бомбы, которые провозили в разобранном виде в Россию, там их собирали и взрывали и правых и виноватых. Здесь были штаб-квартиры всех радикальных партий. Здесь можно было спокойно готовить гибель своей страны – швейцарцы зарабатывали на русских “курортниках” и помалкивали. После революции Швейцария оказалась на русской обочине – основной поток эмиграции пошел в Париж. Тому несколько причин. Во-первых, самая банальная: в больших городах огромной индустриальной страны проще найти работу – только для одного Парижа сколько требовалось тысяч таксистов... В крошечной Швейцарии с работой было намного хуже. Во-вторых, там были журналы, газеты, одним словом, русская культура, которая всегда больна манией столичности. Столицей русской эмигрантской культуры стал Париж, и куда угнаться провинциальной Женеве или Цюриху за “балами русской эмиграции”, которые закатывались в городе на Сене. Русскому человеку в провинции жить просто скучно! Так что остальные причины уже можно и не перечислять.
– Вы сами живете в Цюрихе уже 11 лет. Как проходят ваши будни? Вы заняты только писательским трудом или есть еще какие-то обязанности?
– Я работал переводчиком для службы приема беженцев. Отсюда основная тема допросов, элегантно называемых “интервью”, в романе “Венерин волос”. Теперь работу эту потерял. Когда пишется – “занят писательским трудом”. Когда нет – становлюсь беженцем от письменного стола: бегаю от него по всему миру. Часто бываю в России. Летом был там с сыном – катались на теплоходе от Москвы в Петербург и обратно. Удивительные ощущения. Обе столицы – фейерверк цвета и изобилия, праздник, который всегда с ними. Сто-двести километров от столиц – виллы и яхты, которых и на Цюрихском озере не увидишь. А в промежутке – плывешь сотни километров вдоль деревень, которые и пятьдесят лет назад так же выглядели, и сто пятьдесят. Думаешь: вот бы где глобализация не помешала. А потом плюнешь – да черт с ней, с глобализацией, а простор-то какой! Красотища!