НОВЫЙ РУССКИЙ: Реально новогодние истории

Есть две новости по поводу этой колонки: хорошая и очень хорошая. Хорошая состоит в том, что эта колонка новогодняя, а значит, не такая, как все. Очень хорошая – что эта колонка последняя. Это не означает, что русский язык перестал изменяться или что я рассказал все, что знаю. Просто, как говорится, нельзя все время писать, иногда надо не писать. Вот этим последним я и собираюсь заняться. Тут самое время поблагодарить тех, кто эту колонку читал, особенно тех, кто ее читал с удовольствием, и, конечно же, тех, кто как-то реагировал – например, писал комментарии или подходил ко мне в коридоре и говорил что-то вроде: “Читал вас, профессор, вы не правы”.

Все мои статьи были попыткой рационального осмысления того, что происходит с нами и русским языком, но в преддверии Нового года от этого хочется отказаться. Поговорим, наконец, эмоционально и без всяких там научных интерпретаций. Новый год – хороший повод предаться воспоминаниям о том, как слова вызывали разные чувства, своего рода потрясения (хотя это и слишком сильно сказано). Итак, потрясения от слов, приятные и неприятные, а попросту говоря, истории о словах.

История не вполне приличная. Герои моих статей – слова, и порой они начинают преследовать меня и даже мстить. Особенно слово “эксклюзивный”. Казалось, после того как на рынке я увидел растяжку над прилавком “эксклюзивная баранина”, оно ничем уже не сможет удивить. Но нет! Включаю телевизор и наблюдаю двух милых дам (ведущую передачи и ее гостью – певицу), которые разговаривают примерно так (точно записать не успел). Ведущая: “Ну, вы ведь эксклюзивная женщина!” Певица нервно хихикает. Ведущая: “Нет-нет, я в хорошем смысле”. Мой – по-видимому, извращенный – ум еще готов понять, что такое эксклюзивная женщина в слегка неприличном смысле, но что такое “эксклюзивная женщина в хорошем смысле”, он понимать отказывается. Объясните, если сможете.

Короткая история про отцов и детей. Мои дети катаются на скутере. Я называю его мотороллером. Мы опять друг друга не понимаем.

История про закуску. Я люблю маслины, всякие – и черные, и зеленые. Но оказывается, что продавцы меня не понимают, потому что они зеленые маслины называют оливками. Приходится приспосабливаться и говорить: “Дайте мне вот этих зелененьких!” Вообще таких историй, когда появляется новое слово для того, что уже в языке как-то называется, много. Как правило, это результат недоразумения. Вот еще несколько “съедобных” примеров: кукуруза и маис, помидоры и томаты. Новое слово может вытеснить старое (как скутер) или разойтись с ним по значению (как оливки).

Служебная история. Коллеги, придя с обеда, принесли пирожков. Я поглядел на них и облизнулся. “Так это мы вам принесли, – сказали коллеги. – Респект вам, Максим Анисимович, уважуха”. Слово “уважуха” как перевод “респекта” мне определенно понравилось (на душе потеплело), пирожки тоже.

История о бессилии науки. Меня поразило очередное заимствование из английского: “рулез”. Я так и не могу понять, к какой части речи в русском языке оно относится. Или это вообще новинка сезона, впервые и только у нас – неспрягаемый глагол?

История о студентах и для студентов. Вчера ко мне пришли две студентки, не получившие зачет, и сказали: “Мы же реально готовились”. “Тогда не поставлю”, – ответил я, поддавшись эмоциям. Я люблю своих студентов, но некоторые их слова меня реально раздражают. Вот краткий список: “блин”, “в шоке”, “вау”, “по жизни”, ну и само “реально”, естественно. Дорогие студенты, будьте внимательны, не употребляйте их в сессию.

Впрочем, студенты не виноваты. Вчера по телевизору слышал рекламу новогодней передачи “Новый год по-настоящему”. Так и хочется спросить: “Реально по-настоящему?”

История о самых-самых. Американцы, немцы и другие любят выбирать слова года (самое популярное, самое уродливое и т. д.). В английском языке в одном из опросов таким словом было признано “truthiness”, что означает убежденность в правоте, опирающуюся не на факты, а на чувство (“правда, не замутненная фактами”). А что происходит в русском языке? Увы, в основном заимствования. Существительным года я бы назвал слово “блоггер”. Все-таки ЖЖ шагает по планете, а ведение интернет-дневника становится не просто хобби, но призванием, а для кого-то и профессией. Среди глаголов выделяется еще одно интернет-слово “гуглить” (искать с помощью поисковой системы Google). Заимствовано из английского, никому из отечественных поисковиков так не повезло. Вообще глаголы заимствуются редко, но основательно. Вспомню старую историю. Фирма Xerox боролась с русским языком юридическими методами. Защищая свой бренд, фирма добилась того, что в объявлениях вместо “ксерокс” (“продаем ксероксы разных фирм”) появилось странное слово “копир”, в устной речи так и не прижившееся. Но очевидно, что победить русский глагол “ксерокопировать” (или разговорное “ксерить”) у фирмы шансов нет. Глаголы суду не подлежат. А по-моему, нет лучшей рекламы, чем бренду стать именем нарицательным. Правда, иногда это скорее антиреклама. Самое яркое выражение года, к сожалению, связано с трагическими событиями, и оно исключительно русское – “полная Кондопога”.

Ну вот, пожалуй, и все. В конце нужно сказать что-нибудь значительное, чтобы запомнилось. А, вот оно. Русский язык – это я. Ну, и вы, конечно, тоже. Не забывайте об этом!