Позади паровоза

От строительства железных дорог случается и совсем не предусмотренная польза. Например, юный сын американского инженера может вырасти в великого художника, сохранить о России приятные воспоминания и даже назвать ее – больше, правда, для эпатажа – своей родиной. Казавшийся совершенно экзотическим сюжет “Уистлер и Россия” выстроился в залах Третьяковской галереи во вполне внятную историю, слегка отягощенную необязательными комментариями и удивляющую слишком смелыми ассоциациями.

Основная часть сложного проекта (осуществленного при поддержке благотворительной организации Алишера Усманова “Искусство и спорт”) – картины Джеймса Эббота Уистлера (1834–1903): “Симфонии” в черном и в белом, “Гармония в синем и зеленом”, “Аранжировки в сером и черном”. Картины дополнены названиями мест, изображенных на пейзажах, именами портретируемых. Но сюжеты только мешают изумительной живописи Уистлера, главное в которой – цветовые гармонии, а не пошлая правда роскошной жизни, салонные сюжеты и капризы природы. Жаль только, что ту самую “выплеснутую в лицо зрителю краску”, за которую так доставалось художнику, разглядеть сложно – плохо выставленный на больших картинах свет не всегда дает насладиться игрой черного на черном, оттенками коричневого, серого и прочей живописной роскошью.

Сбоку от всей этой красы на галерее разворачивается историческая часть – альбомчики с зарисовками на полях тетрадей, работы русских художников, которые юный Уистлер мог видеть в 1843–1848 гг. в России, несколько пейзажей Петербурга середины прошлого века, произведения и портрет Александра Корицкого (ученика Брюллова), у которого Уистлер тогда брал уроки.

Русская живопись и нелегкие первые шаги, сделанные в головном классе Академии художеств, со временем были удачно забыты: в работах Уистлера днем с огнем не найти следов искусства, которое он видел в России. Работы Айвазовского или Брюллова, развешанные по стенам и выложенные в витринах, кажутся сделанными на другой планете. Изысканный колорист и сноб, Уистлер испытал, к счастью, и другие влияния, но на выставку не привезли ни Рембрандта, ни Веласкеса, ни японцев – оно и понятно, сюжет-то наш, отечественный.

Экспозиция, составленная куратором Третьяковской галереи Галиной Андреевой и профессором Маргарет Макдональд, руководителем проекта по изучению офортов Уистлера из Университета Глазго, решительно делится на две части.

Британская сторона собрала шедевры самого Уистлера из 20 коллекций, в том числе лондонских – галереи Тейт, Института Курто и Британского музея, из Художественного собрания Глазго, музея Метрополитен. Включили в экспозицию и обычно не привлекающие внимание кураторов и зрителей небольшие картины из Эрмитажа и Пушкинского музея – изящные драгоценные штучки, которые автор ценил не меньше, чем большие картины.

На долю отечественного куратора выпала честь показать, как отозвалось искусство Уистлера на родных просторах: по этому поводу вывесили многочисленных Серовых и Коровиных, всевозможные портреты дам и господ в черных костюмах, фраках, платьях – благо Уистлер вывел универсальную формулу изображения этого не слишком лакомого сюжета.

Досталось не только пиджакам, но и павлинам. На выставке воспроизведена знаменитая “Павлинья комната” Уистлера (в 1876–1877 гг. художник создал образцовое оформление особняка промышленника Лейланда), и в ней вывесили все доступные изображения ярких птичек – получилось не очень понятно, но весело.

Сравнения и сопоставления продолжаются и в залах графики – и здесь тоже вытащенные едва ли не впервые из запасников Пушкинского музея изящные и лаконичные офорты Уистлера, его работы на бумаге, прибывшие из других музеев, удивляют гораздо больше, чем отлично знакомые произведения попавших под его влияние русских художников. Но все равно приятно, что учились хорошему: журнал “Мир искусства” пропагандировал творчество Уистлера всерьез – жаль, что хватило ненадолго.

Радует, что в свой юбилейный год Третьяковская галерея продолжила это начинание вековой давности. Печально, что с другими великими европейскими художниками нам так не повезло: что им стоило провести здесь год-другой без всякого ущерба для себя, а нам взамен получить шедевры.