Проект “Б”: Мы всегда будем рядом
Повторилась примерно та же история, что и с атипичной пневмонией в 2003 г. Тогда об эпидемии все узнали спустя месяцы после появления в Китае первых случаев заболевания. Теперь об экологической катастрофе на реке Сунгари стало известно лишь после того, как 90-километровое бензоловое пятно приблизилось к четырехмиллионному Харбину.
Только через 10 дней после попадания 100 т бензола и прочей гадости в воды Сунгари госуправление КНР по охране окружающей среды официально сообщило: 20 ноября пятно длиной в 90 км пересекло границу провинций Цзилинь и Хэйлунцзян и продолжает двигаться в северном направлении. И тут же успокоило: концентрация ядовитых веществ в нем снизилась и уже не превышает 30 ПДК (13 ноября, в день аварии, по некоторым данным, было зафиксировано 2000 ПДК!).
Сегодня, как и в начале 2003 г., когда атипичная пневмония перебралась из Китая во внешний мир, китайская сторона извиняется. Теперь уже перед российской стороной. А что остается делать, если возникла угроза оставления без водопроводной воды сотен тысяч жителей Приамурья до весны будущего года? Какова цена российско-китайского стратегического партнерства с его “особо доверительными отношениями”, если Пекин официально уведомил Москву только после появления сообщений о загрязнении Сунгари в китайской прессе?! А если кто-то скажет, что в Москве об этом узнали раньше, тогда ситуация выглядит еще более странной.
Но дело, в конце концов, не только и не столько в “доверительности”. На южных рубежах нашего дальневосточного безлюдья мы имеем огромную и потенциально нестабильную державу, которую стремительная индустриализация превратила в крупнейшего загрязнителя природы. На сегодня в Китае, по официальным данным, 70% рек и озер непригодны для использования людьми, а ведь еще недавно было 50%. Да, в КНР приняты разные природоохранные законы и нормы. Но они мало кем соблюдаются. И это понятно: если представить гипотетически, что все китайские предприятия начнут тратиться на природоохранные меры даже так, как это предписано мягкими китайскими нормами, то себестоимость продукции во многих секторах возрастет на 10–20%. А это, во-первых, сделает китайский экспорт менее конкурентоспособным и, во-вторых, приведет к сокращению внешних инвестиций. О масштабах роста безработицы – если власти вдруг начнут закрывать опасные с точки зрения экологии предприятия – и говорить нечего. Кто же в Пекине рискнет взяться за это, когда армия реально безработных насчитывает сотни миллионов граждан?
В Южной Корее недавно подсчитали, что около 80% атмосферного загрязнения в этой стране имеет “китайское происхождение”. В России, может быть, вскоре тоже оценят масштабы воздействия китайского фактора на нашу экосистему. Но даже если китайцев за порчу Амура оштрафуют, после этого вряд ли что-то в корне изменится. Нашему 1,3-миллиардному соседу не хватает воды – среднедушевая обеспеченность ею в десятки раз (!) ниже российского уровня. А еще не хватает углеводородов, леса, рыбы, папоротника, сушеных лягушек и многого другого. Переехать подальше от бурного соседа нам не удастся. С ним нужно дружить. Ну и строить очистные сооружения, трезво понимая, что исходящая от него экологическая угроза – это, похоже, навсегда.