ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА: “Хотелось бы вернуться в Россию”
– В 1994 г. я вышел из табачного бизнеса. Остались контакты в Казахстане, и я договорился, чтобы правительство этой страны сделало Rosetto своей уполномоченной компанией по поставкам российской нефти на Павлодарский НПЗ и обеспечению нефтепродуктами местных сельхозпроизводителей. Нефть брали у “Роснефти”. Работали около двух лет, но затем произошел конфликт: из-за неурожая 1996 г. сельхозпроизводители не смогли с нами рассчитаться. Я был уверен, что бизнес надо продолжать, но “Роснефть” решила выйти из проекта.
– Под проект покупки Mazeikiu nafta вы создали компанию Baltic Holding совместно с Газпромбанком, который позже вышел из проекта. Как так получилось, что вы опять чуть не стали партнером “Газпрома”?
ВЕНА – Яков Голдовский, бывший президент нефтехимического холдинга “СИБУР”, три года не был в России. Продав все свои российские активы структурам “Газпрома”, он уехал из страны сразу после того, как его выпустили из тюрьмы. В интервью “Ведомостям” Яков Голдовский рассказал, что не считает свой случай примером “отъема собственности” и поэтому намерен и дальше вкладывать деньги в российские проекты.
– Как давно вы живете в Вене?
– Мы живем тут с 1991 г. В Вене жили мои партнеры по бизнесу в Белоруссии, я часто к ним приезжал. Тогда же женился, жена была беременная, вот и решил увезти ее за границу. Купили в Вене дом, в котором и сейчас живем. Да и к родителям поближе – они у меня давно обосновались в Германии.
– У вас уже четверо детей. У вас и у них австрийское гражданство?
– У жены и детей – да, а я не стал получать. Семья жила в Вене постоянно, а я большую часть времени по бизнесу все равно проводил в России, ездил туда-сюда.
– Как вы заработали первые деньги?
– Это был 1984 год. Я к тому времени вернулся из армии, поступил на заочное отделение Ташкентского института ирригации. И сразу же занялся предпринимательством – организовал в Ташкенте производство и продажу различных ходовых товаров ширпотреба.
– А как оказались в Москве?
– Приехал в Москву к знакомым с идеями, у них были возможности. В 1986 г. они помогли организовать на базе крупного комбината цех ширпотреба. Делали там различные пластмассовые изделия. Тогда же друзья познакомили меня с одной предприимчивой итальянкой, владевшей панамской компанией “Электроникс”, которая занималась переработкой и продажей кожсырья. Вместе с ней и моими товарищами из НПО “Конверсия” мы создали советско-панамское СП “Колумб”.
“Мне это интересно. У меня есть деньги”
– И чем занималось ваше СП?
– По всему СССР мы организовали пункты скупки кожевенного сырья. Везли его на предприятие в Богородске, где установили импортное оборудование, обрабатывали привезенные шкуры и экспортировали их. Прибыль была солидная – миллионы долларов в год. Деньги реинвестировали, в том числе и в другие проекты – в табачный бизнес, деревообработку.
– А как появилась сигаретная тема?
– Я сам предложил Philip Morris организовать совместный бизнес в России, инфраструктура для его развития по всему СНГ у нас была благодаря “Колумбу”. Я тогда уже жил в Австрии, зарегистрировал там свою фирму Rosetto. Она имела прямые контракты с Philip Morris и продавала львиную долю ее сигарет в СНГ. Для нас это был вспомогательный бизнес – без импорта у нас бы постоянно ощущался дефицит рублей для закупок сырья и финансирования производства.
– Вы ведь торговали и нефтью?
– А как вы оказались в нефтехимии?
– После ухода из Казахстана я думал, чем заняться. И случайно у знакомого в офисе познакомился с Анатолием Ивановичем Лукашовым – бывшим зампредседателя Госплана СССР, который строил и курировал всю нефтехимию СССР. Меня поразил его рассказ о том, как, по сути, из ничего, а точнее – из отходов процесса нефтедобычи можно получать ценнейшие продукты. Я загорелся идеей организовать свой нефтехимический бизнес. Говорю Лукашову: “Анатолий Иванович, идите ко мне работать, будем нефтехимией заниматься”. Он удивился: “Не встречал таких сумасшедших, чтобы на руинах развалившейся отрасти решились строить свой бизнес”. Я ему говорю: “Мне это интересно. У меня есть деньги. Будете главным идеологом”. Уговорил его. Было это в 1995 г.
“Я эту компанию создал не для “Газпрома”
– С чего начали новое дело?
– Создал в Австрии компанию Petrochemical Holding и ее 100%-ную “дочку” – ЗАО “Газонефтехимическая компания” (ГНК), которая вела в России весь бизнес. Познакомился через знакомых в “Газпроме” с Александром Шурымовым (начальник управления по маркетингу промышленной продукции. – “Ведомости”), а потом и с Вячеславом Шереметом и Александром Пушкиным (зампреды правления “Газпрома”. – “Ведомости”). Предложил сотрудничать. Начинали с того, что покупали у “Газпрома” сырье и пытались перерабатывать его как давальческое на нефтехимических предприятиях. По первым контрактам получили убытки. Но отступать не стали. Постепенно стали скупать акции предприятий, с тем чтобы восстановить производственные цепочки.
– А в чем заключалось участие “Газпрома” в покупке этих активов?
– Я предложил “Газпрому” вместе покупать акции “Сибнефтегазпереработки” (СНГП) и входящих в нее газоперерабатывающих заводов. Но они сказали, что не готовы к такому партнерству, предложили помогать с кредитами. К 1998 г. ГНК уже владела контрольными пакетами всех девяти газоперерабатывающих заводов и СНГП.
– И “СИБУРа”?
– По сути, мне не нужно было покупать акции “СИБУРа”. Его единственным активом были 36,5% акций СНГП. Но чиновники уговорили меня, что раз мы занимаемся этим бизнесом, то нам нужно выкупить эти акции. Мы приобрели 71% акций “СИБУРА”, и дернул меня черт в начале 1999 г. перевести все управление бизнесом с ГНК на “СИБУР”. Хотел, используя брэнд “СИБУРа”, сделать большую компанию, вывести ее акции на фондовые рынки.
– Сколько вы потратили на приобретение нефтехимических активов?
– На все – около $500 млн.
– Правда ли, что наибольшие проблемы при консолидации активов вам доставил тогдашний директор Сургутского ГПЗ, а теперь зампредседателя правления “Газпрома” Александр Рязанов?
– Я не хочу снова ворошить эту неприятную для меня историю. Да, был серьезный конфликт, была и открытая полемика, и подковерные игры, но все это пройденный этап моего бизнеса в “СИБУРе” и в России. Жизнь все расставляет по своим местам, а господь рассудит, кто в этой истории прав, а кто виноват.
– Смена руководства в “Газпроме” имела для вас роковые последствия. С чего все началось и как развивались события?
– Был такой руководитель в “Газпроме” – Петр Родионов. Как-то осенью 2001 г. он пригласил меня и в присутствии службы безопасности “Газпрома” предложил уйти из “СИБУРа”. Я сказал, что я независимый бизнесмен, я эту компанию создал, создал не для “Газпрома”, а для себя, для своих детей, почему я должен уходить?
С приходом нового менеджмента “Газпрома” его концепция по “СИБУРу” стала меняться. Ранее принятые решения по участию в эмиссиях оказались замороженными, хотя “Газпрому” не надо было платить деньги – следовало лишь конвертировать займы “СИБУРу” в его новые акции. Именно на таких условиях и использовались эти займы.
Я предложил [главе “Газпрома” Алексею] Миллеру: давайте или вы мою долю в “СИБУРе” выкупите, или я вашу, или распродадим все, разделим прибыль и закончим с этой нефтехимией. Но “Газпром” никакого решения не принимал.
– Было принято решение о вашем аресте. Вы не предполагали, что вас могут арестовать прямо в приемной Миллера?
– Конечно, не думал. Думал, что в итоге договоримся о том, кто кого выкупит в “СИБУРе”. Хотя накануне меня предупреждали, что арест возможен. Но какая была альтернатива? Бежать из страны? Подставлять под удар менеджмент компании? И потом, я не чувствовал за собой никакой вины. В итоге меня оправдали и по хищениям, и по отмываниям, судили только за превышение полномочий, что якобы я умышленно размыл контрольный пакет акций “СИБУРа”, принадлежавших “Газпрому”. Осудили за то, что никто из участников подписки не имел права начинать выкуп акций, пока это не сделает “Газпром”. Понимаете? Если бы мы это прописали в проспекте эмиссии, нам бы ее никто и никогда не зарегистрировал, так как это противозаконно.
– В итоге вы продали акции. А как скоро после заключения под стражу стали поступать предложения о продаже?
– Да практически сразу. Сначала решали какие-то организационные вопросы, связанные с собранием акционеров “СИБУРа”, с прочими деталями, а потом перешли и к главному.
“Слава богу, что хоть так поступили”
– Сколько времени заняло согласование условий продажи?
– Договоры о продаже акций предприятий подготовили в первый же месяц моего заключения. Потом появились другие требования – о продаже зданий, чего-то еще. В какой-то момент мне это надоело, я прекратил всякое обсуждение. Месяца два просидел просто так. А в мае 2002 г. договорились.
– А кто-то из “Газпрома” приходил к вам в тюрьму?
– Все решали через адвокатов. Они передавали мне предложения “Газпрома” и возвращали мои ответы, передавали распоряжения менеджменту.
– Акции каких предприятий вы продали и на каких условиях?
– Продал все акции, которые не были заведены на “СИБУР” до начала 2002 г. В прошлом году получил $95 млн.
– А сколько стоили эти активы?
– Накануне третьей эмиссии была проведена рыночная оценка активов, которые ГНК и аффилированные структуры планировали внести в оплату акций. Они стоили более $700 млн.
– Вы считаете, что с вами поступили нечестно?
– Слава богу, что хоть так поступили.
– Вы допускали, что можете остаться в тюрьме на более длительный срок?
– Конечно.
– Заключение под стражу – тяжелое испытание для любого человека. Насколько сильный моральный ущерб вы получили?
– Конечно, сильный. А как иначе? Я ничего не украл, никого не обманул. Я пять лет создавал компанию, отдавал этому все силы и все время. Мы подняли предприятия, сделали их прибыльными. Но что было, то было, все обиды остались в прошлом.
– Как скоро после выхода на свободу вы уехали из России?
– Почти сразу уехал в Вену и в Россию с тех пор не приезжал.
– Раньше вы бывали в Вене лишь наездами. Прожив тут три года, не хотите вернуться?
– Хотелось бы вернуться в Россию. В Вене жить спокойно и комфортно, но чувствую, что это не совсем мое. Ведь всю свою сознательную жизнь я провел в России, там остались друзья. Но я езжу туда, где есть мой бизнес и где необходимо мое присутствие. В Москве такой необходимости пока нет.
– А когда планируете приехать?
– Сложно загадывать, может быть, в этом году, может быть, в следующем.
– Неужели после выхода на свободу у вас не осталось никаких активов в России?
– Все, что было до 2002 г., было продано. А ничего, кроме “СИБУРа” и нефтехимических заводов, и не было. Все мысли, все средства были направлены на “СИБУР”.
– Сколько времени понадобилось для того, чтобы завершить историю с “Газпромом” и начать новые проекты?
– “СИБУР” и мои отношения с “Газпромом” – это часть моей жизни, и ее зачеркнуть нельзя. Но жизнь продолжается – я не успел выпасть из колеи. Стал заниматься другими делами. В 2003 г. купил литовскую компанию Nemuno Banga. Я всегда считал для себя одним из перспективных направлений в нефтехимии полиэтилентерифталат (ПЭТФ) и изоцианаты. Это растущие рынки. Продукции выпускается мало, а потребность в ней велика.
– В прошлом году Nemuno Banga приобрела двух производителей ПЭТ-преформ в Чехии и на Украине. Во сколько вам обошлись эти покупки?
– Вместе с активами, которые мы купили, и инвестициями в развитие бизнеса – более $200 млн.
– В 2004 г. компания “НБ-Ретал”, крупнейший в России производитель преформ, купила двух конкурентов – “Мастер Групп” и “Итера-ПЭТ”. А недавно было объявлено, что “НБ-Ретал” и Nemuno Banga объединяются в единую компанию Retal International. Почему вы решили объединять бизнес с “Реталом”?
– Мне нравятся масштабные проекты.
– А кому принадлежит “Ретал” и какова будет ваша доля в объединенной компании?
– Как раз сейчас идет определение состава акционеров, оценка долей. Консолидация активов должна завершиться к концу года, тогда уже можно будет раскрыть информацию по всем собственникам.
– Вы продолжите покупку активов в этом секторе?
– Прямых покупок пока не будет. Сейчас обсуждаем с некоторыми компаниями в Восточной и Западной Европе возможность объединения. Идеология наша такая – создать компанию, которая была бы крупным производителем ПЭТ-преформ и была бы максимально обеспечена сырьем. 28 октября в Клайпеде запустили первую линию завода по выпуску ПЭТФ, вторую линию планируем запустить в марте-апреле 2006 г. Каждая мощностью 150 000 т в год. В перспективе планируем построить аналогичное производство и в России на территории “Корунда”.
– Вы претендуете на покупку Mazeikiu nafta. Как оцениваете свои шансы на победу?
– Сложно сказать, особенно учитывая, что правительство Литвы уже выбрало фаворита – ТНК-BP.
– Я познакомился с ведущими менеджерами Газпромбанка в период, когда шло урегулирование моих взаимоотношений с “Газпромом”. Сложились нормальные деловые отношения. Мы подготовили наши предложения по Mazeikiu nafta, представили их Газпромбанку, им наши идеи понравились. Я вообще не чувствую к себе какого-то негатива в России. И самому мне приятно, например, что в “СИБУР” пришли нормальные управленцы. Им, конечно, повезло с тем, что цены стали расти, но я рад, что компания не разрушилась, приятно видеть, что в плане консолидации, конвертации долгов перед “Газпромом” они действуют по сценарию, разработанному нами.
– А что еще вы планируете делать на “Корунде”?
– Мы купили “Корунд” как чисто инвестиционную площадку. Хотим сделать там многопрофильное предприятие. Развернуть современное производство изоцианатов. Из него делаются различные пластиковые компоненты для строительной, автомобильной индустрии. Сейчас этот продукт на 100% импортируется странами СНГ. Хотим там же, на “Корунде”, создать и производства труб ПВХ разных диаметров, лакокрасочных изделий, средств защиты растений, искусственных корундов, цианитов.
“Почему я должен бояться?”
– Ваш будущий бизнес будет связан с нефтехимией?
– Львиная доля – да, у меня осталась большая команда профессионалов в этом деле.
– Какой-то не нефтехимический бизнес в России возможен?
– Такие проекты есть, но пока они просчитываются, говорить о них рано.
– А не возникает у вас проблем с привлечением финансирования под ваши проекты после истории с уголовным делом?
– Определенные сложности и проблемы из-за этого есть. Приходится банкам объяснять, что происходило на самом деле, кто в чем был прав.
– А не страшно инвестировать в Россию после всего?
– Вопрос интересный. Страшно что? Что отберут?
– Что отберут, что будут мешать, пока делаешь.
– А почему мне должны мешать? Я что, что-то сделал плохого? Нет. Почему я должен бояться, не возвращаться в Россию? Я все же думаю, что есть какой-то здравый смысл. Мне кажется или хочется так думать, что то, что произошло со мной, – это некое недоразумение, результат чьих-то кляуз, кто-то недоразобрался в том, что я делал. Я не собираюсь приуменьшать роль “Газпрома”, она была значительна. Но преподнести все можно по-разному. Одни говорили: он все построил за их деньги, они дали активы. А когда разобрались, то стало понятно, что никаких активов не давали, а просто давали займы, насчитывали по ним проценты и штрафы.
– Разве возможно, чтобы по ошибке у человека отобрали бизнес стоимостью $1 млрд?
– Я не хочу думать, что то, что произошло, – это банальный отъем собственности. В жизни бывает все... Важно, что сегодня у нас с “Газпромом” нет конфликта интересов.
– Те проекты, которые вы планируете реализовать, насколько потенциально они могут быть масштабными и прибыльными?
– Любой бизнес надо строить минимум пять лет. Если есть достаточный объем собственных ресурсов – это одно, если их недостаточно – надо идти постепенно и выстраивать бизнес, с кем-то объединяясь. Прошел в жизни какой-то этап – наступает следующий. В 41 год я начал все с чистого листа. Прошло два года, за это время удалось что-то купить, построить, посмотрим, что будет дальше.