БЕЗОПАСНОСТЬ: Конец доктрины Буша
“Доктрина Буша”, закрепленная в Стратегии национальной безопасности в сентябре 2002 г., была логичным и продуманным ответом на террористическую угрозу в мире после 11 сентября 2001 г. Но уже сейчас ключевые компоненты доктрины повержены в прах. Маловероятно, что доктрина Буша окажет серьезное влияние на международную политику США в дальнейшем, независимо от того, кто будет у власти – демократы или республиканцы.
Первый элемент доктрины касался превентивного применения силы. Мысль была в том, что в условиях столкновения с террористами-смертниками, вооруженными средствами массового уничтожения, концепция сдерживания – основа стратегии в эпоху холодной войны – оказывается бесполезной и поэтому США необходимо (как неоднократно подчеркивал президент) “бороться с ними там”, не дожидаясь, пока они нападут на Америку.
Идея упреждения не нова в американской стратегической мысли. Ее много раз выдвигали и применяли на практике, например во время Карибского кризиса. Новым было то, что в стратегии были стерты различия между упреждением неотвратимой угрозы и превентивной войной (в ситуации, когда угроза не является непосредственной, а может реализоваться спустя несколько месяцев или даже лет). Администрация впервые заявила, что условия, создавшиеся после 11 сентября, требуют именно превентивной войны против государств-изгоев, укрывающих террористов.
Если террористы-смертники явно планируют с помощью ОМП атаковать США на территории другого государства, мало кто возьмется утверждать, что Америка не имеет права вмешаться в ход событий без согласования с Советом Безопасности ООН. Проблема в том, что в реальном мире такие условия почти никогда не складываются. Мы крайне редко располагаем надежной информацией об истинных возможностях наших врагов или об их будущих действиях. Неудавшиеся попытки обнаружить ОМП в Ираке показали, насколько ограниченны возможности разведки США. Администрация Буша объединила угрозу терроризма с проблемой государств-изгоев. Однако Ирак доказал, что традиционные, основанные на благоразумии принципы, исключавшие превентивную войну (Бисмарк назвал такую войну “самоубийством, совершаемым из страха смерти”), остаются верными и в эпоху террористов-смертников.
Вторая составляющая доктрины Буша связана с так называемым “односторонним подходом”. Не думаю, что большинство чиновников в администрации пренебрегают мировым общественным мнением. Но многие из них полагают, что легитимность должна быть выиграна задним числом, а не получена заранее с помощью резолюции Совета Безопасности. А получение резолюции, как известно, часто упирается в тупик. Администрация Буша сама себе представляется неким “великодушным гегемоном”, раздающим миру общественные блага, поскольку никто другой в международном сообществе на это не способен.
Однако администрация Буша не смогла предвидеть, что “великодушная гегемония” вызовет враждебную реакцию почти всюду в мире – не только со стороны традиционных противников США, но и среди ближайших соратников Америки, европейцев. Легитимность не наступила – ни заранее, ни задним числом. Европейские лидеры, возможно, и пытаются из соображений выгоды восстановить хорошие отношения с Вашингтоном, но на массовом уровне мы наблюдаем мощный сейсмический сдвиг во всеобщем отношении к США. Имидж этой страны теперь ассоциируется уже не со статуей Свободы, а с казематами “Абу-Граиб”.
Такой сдвиг вызван несколькими причинами. Прежде всего, гегемон должен проявлять не только великодушие, но и компетентность. Администрация, не сумевшая найти ОМП в Ираке и не слишком хорошо справляющаяся с послевоенной реконструкцией этой страны, сильно подорвала свой авторитет. Кроме того, концепция превентивной войны в доктрине Буша основывалась на презумпции исключительности США. Критикуя аналогичные доктрины, выдвигаемые в России, Китае или Индии, администрация как бы подразумевала, что США – более бескорыстная сила, чем другие.
Заключительная составляющая доктрины Буша – идея продвижения демократии путем насильственного свержения “плохих” режимов – провалилась, опять-таки скорее в силу практических обстоятельств, а не нормативных дефектов. При планировании войны в Ираке, похоже, предполагалось, что демократия – некое естественное состояние общества, которое наступает после устранения тиранов, а не сложный комплекс общественных институтов, которые создаются ценой огромных усилий в течение многих лет.
Самый простой способ оценить долговечность доктрины Буша – это задать вопрос: насколько вероятно ее применение в будущем, т. е. в какой мере США готовы снова пойти на одностороннее вмешательство для свержения опасного режима и последующего национального строительства? Администрация Буша сама дала ответ на этот вопрос, отказавшись от идеи военной конфронтации с Северной Кореей и Ираном (похоже, действительно развивающих ядерные программы) в пользу многосторонних мер. Это значит, что доктрина не пережила даже второй срок президентства Буша, не говоря уже о том, чтобы стать постоянным компонентом стратегии США в отношении глобального терроризма.