Созидатели или саранча?
Список Financial Times тоже многое говорит о судьбах бизнеса. В 1996 г., когда был составлен первый глобальный рейтинг (рейтинги европейских и британских компаний выпускаются уже более 20 лет), крупнейшей компанией мира была японская Nippon Telegraph & Telephone. Сегодня она занимает 50-е место, а выделенный из нее сотовый оператор NTT DoCoMo – 42-е. В первой десятке остались лишь трое: General Electric, ExxonMobil и Royal Dutch/Shell. Американская AT&T 10 лет назад занимала 4-е место, а в следующем году ее вообще не будет в списке: ее поглощает SBC Communications.
Некоторые говорят, что подобные изменения иллюстрируют успехи капитализма. Старые компании – самодовольные, неповоротливые – угасают, а их место занимают более молодые, более голодные, агрессивные и новаторские. Такое вот созидательное разрушение.
Другие настроены более скептически. Каждый раз, когда исчезает компания (из-за банкротства или поглощения), страдают люди. Сотрудники теряют работу. Рвутся дружеские связи. Из-за закрытия заводов, отделений банков, магазинов падает уровень жизни в округе. И все это ради того, чтобы удовлетворить прихоти инвесторов на фондовом рынке.
Инвесторы без лица
Те, кто приветствует разрушительную силу капитализма, утверждают, что принцип работает. США могут похвастаться самыми успешными и динамично развивающимися корпорациями в мире. Microsoft, Intel и Dell возглавляют техническую революцию ХХI в. Возвышение Китая и Индии объясняется их переходом к свободному рынку и развитием конкуренции.
Громче всего эту точку зрения критикуют в Германии, а провал попытки Deutsche Boerse купить Лондонскую фондовую биржу еще больше распалил немецких политиков. Ведь именно британские и американские акционеры немецкого оператора бирж потребовали поделиться деньгами с ними, а не пускать средства на сделку, которая превратила бы Deutsche Boerse в европейского лидера. “У финансовых инвесторов нет имени, нет лица, они набрасываются на компании, как саранча, разрушают все и двигаются дальше”, – заявил председатель правящей Социал-демократической партии Франц Мюнтеферинг.
Такая позиция находит отклик и в англоговорящем мире. Джона Сандерлэнда, председателя совета директоров Cadbury Schweppes и президента Конфедерации британской промышленности, никак нельзя назвать противником акционерного капитализма. Но даже он обеспокоен тем, как новому поколению инвесторов удается влиять на деятельность компаний, не раскрывая собственного лица, регистрируя акции на имя номинального держателя или проводя сделки с акциями, взятыми взаймы.
Нет единого мнения и в научном сообществе. Один из видных экспертов, Сумантра Гошал из Лондонской бизнес-школы, пишет: мнение о первостепенности интересов акционеров основано на устаревшем представлении о том, что они рискнули вложить деньги в дело, как поступали предприниматели на заре капитализма. На самом же деле, считает Гошал, сегодняшние акционеры рискуют немногим в отличие от сотрудников, которым в случае неудачной работы компании будет гораздо сложнее найти работу, чем инвесторам – продать акции. “Вклад сотрудников в виде их знаний, умений, предпринимательского духа обычно более важен, чем вложение капитала акционерами; капитал – это обычный товар, к тому же имеющийся в избытке”, – пишет Гошал. Вывод, следующий из такой позиции, очевиден: когда компания выбирает, скажем, между повышением зарплат и дивидендов, она должна выбрать первое – или, по крайней мере, не выбирать второе автоматически.
Помимо сотрудников есть еще клиенты и общественность. Покупка Manchester United американским миллиардером Малкольмом Глэйзером привела в ярость жителей города, чья страсть, поддержка и деньги в течение поколений помогали клубу существовать.
Вековой спор
Среди тех, кто считал, что компании должны обслуживать не только своих акционеров, был, возможно, самый великий капиталист из всех – Генри Форд. В 1919 г. братья Додж, акционеры Ford Motor, подали иск против компании, когда она приостановила выплату дивидендов, решив направить деньги на расширение бизнеса и снижение стоимости автомобилей. В ответ на вопрос, для чего еще существует компания, как не для получения прибыли, Форд заявил: “Делать как можно больше добра, везде, для всех, кого это касается… и попутно делать деньги”.
Верховный суд Мичигана, правда, решил дело в пользу Доджей. “Бизнес-корпорация организована и существует прежде всего для получения прибыли для акционеров”, – говорится в его постановлении.
Тем не менее в течение еще более чем полувека многие топ-менеджеры придерживались скорее позиции Форда. “Менеджеры перестают быть адвокатами акционеров, они становятся доверительными управляющими. А если так, кто мой бенефициар, перед кем я держу ответ?” – задавался вопросом президент General Electric в 1920-е гг. Оуэн Янг. И отвечал: перед всеми заинтересованными сторонами; нужно выплачивать “достойную часть заработанного” акционерам, но также обслуживать интересы сотрудников, клиентов и широкой общественности. Изменилась и позиция судей. В 1968 г. апелляционный суд Иллинойса принял сторону бейсбольного клуба Chicago Cubs. Акционер клуба жаловался на отказ менеджеров установить на стадионе прожекторы, что позволило бы проводить вечерние матчи и увеличить доход. Менеджеры указывали, что такой шаг мог бы ухудшить жизнь в районе, а недовольные обитатели соседних домов могли бы сменить место жительства. Судья постановил, что процветание района – в интересах акционеров. “Интересно, что суд увязал решение руководства клуба с интересами акционеров, пусть и долгосрочными, хотя не было никаких свидетельств того, что в своем решении директора руководствовались этими интересами”, – отмечает Лайза Фэйрфакс из школы права Университета штата Мэриленд.
Относительное равновесие было нарушено в 1980-е гг. с ростом числа враждебных поглощений. Агрессивные покупатели критиковали менеджеров поглощаемых компаний за самоуспокоенность и недостаточные усилия по наращиванию прибыли. Они стали предлагать выкупить акции с премией, и это полностью изменило ситуацию. Интересы акционеров стали превалировать над всеми остальными. Компании покупались, сотрудники увольнялись.
Компании и общество
В последние годы в качестве нового компромисса было предложено понятие “социальная ответственность бизнеса”. Его сторонники, как и судья из Иллинойса, утверждают, что акционерам будет лучше, если компании будут думать и о социальной стороне своей деятельности. Ведь в противном случае они могут нести и финансовые потери. Например, большую часть продукции Gap и Nike производят подрядчики, в основном в азиатских странах, где труд дешевле. Выяснилось, что на этих производствах были плохие условия труда, работало много детей, женщины подвергались сексуальным домогательствам. В ответ Gap и Nike пригласили на фабрики независимых инспекторов, пообещали договориться с подрядчиками о минимальных условиях организации труда, призвали сообщать им любую информацию о нарушениях. В компаниях утверждают – чтобы процветать, им необходимо согласие в обществе. Ведь люди в тех же США не захотят работать в компании, которую обвиняют в эксплуатации сотрудников. В Ассоциации британских страховщиков, члены которой владеют акциями многих публичных компаний, говорят, что социальная ответственность бизнеса – это попросту управление рисками.
Что бы бизнесмены ни говорили о социальной ответственности, конкуренция между компаниями всегда будет заставлять их искать преимущества. Это могут быть новые технологии, но главным всегда будет оставаться снижение расходов: перевод бизнеса в страны с низкими издержками, сокращение персонала и др. Но даже самые агрессивные компании будут подвергаться давлению: правительства, СМИ, некоммерческие организации будут требовать думать не только о финансовых, но и социальных вопросах. Компаниям придется идти навстречу, но в какой-то момент более активные конкуренты могут заставить их отказаться от своих социальных обещаний либо им придется сползать вниз в списках, подобных публикуемому сегодня. С этой точки зрения длящийся уже более века спор о том, для чего нужны компании и в чьих интересах они действуют, это спор без конца. (FT, 11.06.2005, Михаил Оверченко)