УРОКИ ЭКОНОМИКИ: Не продается вдохновенье

Российское правительство собирается передать права на результаты научно-технической деятельности, полученные за счет бюджета, самим авторам. Реализация этой идеи, по мнению чиновников, должна резко расширить возможности коммерциализации научных разработок и трансфера технологий. Опыт аналогичного Акта Бэя – Доула (Bayh-Dole Act), принятого в США в 1980 г., убеждает в полезности такого шага. Но это лишь вершина айсберга.

Патент на успех

После принятия Акта Бэя – Доула в США действительно наблюдался резкий всплеск инновационной деятельности. Застой 1960–1970-х гг. сменился быстрым ростом числа ежегодно выдаваемых патентов: за 20 лет их количество увеличилось более чем в два раза.

Однако закон Бэя – Доула – это лишь часть широкомасштабной патентной реформы начала 1980-х, направленной на защиту прав изобретателей. Частью этой реформы стало удлинение срока патента, создание специальных судов, расширение толкования патентуемых технологий.

Да и сам закон Бэя – Доула позволил не только передавать созданную на федеральные деньги интеллектуальную собственность университетам, но и разрешил эксклюзивное лицензирование изобретений, что является ключевым условием их коммерциализации. Такой комплексный подход и принес положительные результаты.

Впрочем, целый ряд исследований показывает, что патентной защитой в американской экономике пользуются лишь несколько отраслей. Между тем инновационный бум последних двух десятилетий наблюдался не только и даже не столько в этих отраслях, но и во многих других. Кроме того, суммарная выгода от патентной защиты для компаний, которые ею пользуются, составляет всего около 15–25% от их расходов на НИОКР.

Без патента дешевле

Эти результаты заставили исследователей и практиков переосмыслить роль патентов в стимулировании инноваций. В последнее время становится все яснее тот факт, что патенты – лишь один из нескольких компонентов системы защиты изобретателей. Реформы, которые сосредоточены только на патентах, могут не дать ожидаемых результатов. Более того, они могут быть контрпродуктивны.

Исследования эффективности патентных реформ в развитых странах за последние 150 лет показали, что если зависимость инновационной деятельности от патентов и имеет место, то она немонотонна: как слишком слабая, так и слишком сильная защита патентов снижает инновационную деятельность.

Дело в том, что в современном мире новые продукты не создаются с нуля. Изобретения являются последовательными: новые технологии основаны на уже существующих изобретениях. Как говорил Исаак Ньютон, изобретатели “видят далеко, потому что стоят на плечах гигантов”. Слишком сильная патентная защита предыдущих изобретений увеличивает издержки последующих инноваций, поэтому эффект от усиления роли патентов может быть неоднозначным.

Например, один из секретов успеха российских программистов заключается в том, что в период своего обучения они имеют бесплатный доступ к огромному количеству дорогих пакетов за счет пренебрежения авторскими правами в России.

Слишком много гласности

Для того чтобы продать оригинальную идею или привлечь средства на ее реализацию, авторам этой идеи необходимо убедить покупателя в своей гениальности и при этом сохранить права собственности на свое изобретение. Очень часто описание идеи выдает существенную часть ее стоимости. Патенты позволяют решить эту проблему. Но, с другой стороны, при получении патента приходится слишком много рассказывать о сути изобретения. Даже в Америке это позволяет конкурентам, хотя бы и частично, имитировать чужие изобретения, формально не нарушая патент.

В тех отраслях, где описание новой технологии невозможно без раскрытия ее сути и от имитации трудно защититься в суде, изобретатели предпочитают двусторонние переговоры с отдельными покупателями идеи. Однако в этом случае покупатель не может получить гарантию, что изобретатель не продаст свою идею еще раз, причем конкуренту. Поэтому стороны часто договариваются о продаже изобретения за долю в доходах покупателя. Например, компания Spyglass продала Microsoft свою технологию для создания веб-браузера по цене $1 за каждую проданную копию программы Internet Explorer. В такой схеме у изобретателя появляется прямая заинтересованность в успехе покупателя, а не его конкурентов.

До встречи в суде

В современном мире система стимулов для инновационной деятельности должна быть многосторонней и гибкой. Продавцы и покупатели знаний должны иметь возможность заключать достаточно сложные контракты, а суды – уметь их интерпретировать и гарантировать выполнение. Важна и компетентность и объективность судов.

Когда в отношениях Microsoft и Spyglass возникли проблемы с уплатой роялти за бесплатно распространяемые копии браузера, обе стороны знали, что огромный экономический и политический вес Microsoft не повлияет на решение суда в пользу маленькой Spyglass. Принял бы российский суд решение в пользу небольшой компании, спорящей с гигантами, например с “Газпромом”?

С другой стороны, контракты, связанные с интеллектуальной собственностью, можно заключать и исполнять только в белом секторе экономики. Как показывают исследования, чем сложнее венчурный контракт, тем эффективней оказывается инвестиция. Но в сером секторе, куда государство заталкивает российский бизнес своим регулирующим и налоговым бременем, заключать подобные юридически сложные контракты бесполезно. История физика Данилова показывает, насколько высоки в России риски легализации торговли технологиями.

Для привлечения к инновационной деятельности в России профессиональных венчурных инвесторов нужны не только специальные гарантии прав на интеллектуальную собственность, но и гарантии защиты прав собственности вообще. До сих пор российские политические риски слишком высоки даже для таких азартных игроков, как американские венчурные капиталисты.

Инициативы Министерства науки по стимулированию рынка технологий можно только приветствовать. Но успех реформы зависит не от Миннауки, а совсем от других органов власти. Американский инновационный бум последних 20 лет нельзя воспроизвести в России, просто скопировав Акт Бэя – Доула. Как это ни банально звучит, необходимо снижение политических рисков и создание независимой и компетентной судебной системы.