СОВЕТСКАЯ МАТРИЦА: “Ненужные выборы”
Самый глубокий из поверхностных аналитиков Глеб Павловский, комментируя украинские выборы, в которых он принимал самое деятельное участие, назвал их “революцией”. Действительно, каждый раз, когда на территории бывшего СССР происходят выборы, ситуация накаляется до критической отметки.
Выборы – революция
Политтехнологическая философия сводится к простым тезисам: реальности нет; политика виртуальна; телевизор, политтехнологи и PR могут все. Меткое словцо, по их мнению, совершает подвижку в умах большую, нежели изменение господствующей формы собственности. Выборы в этой логике – это инжиниринговая задача. Надо просто взять двух кукол, вложить в их уста удачные слоганы и загрузить публику скандальной рекламой. Подобно тому как продюсер разогревает интерес к своему артисту острой сплетней, политтехнолог готовит кандидата в президенты. Чем ужаснее или жалостливее история кандидата – тем лучше для технолога. Бисексуал или бандит по этой логике привлекательнее, чем положительный во всех отношениях отец семейства.
И вот на Украине готовится спектакль выборов, готовится по всем правилам. Но случается осечка! И скандал заложили, и публику разогрели, а не вышло. И тут случается чудо – инженер виртуального мира Павловский признает реальность оранжевой революции! Вот здесь-то он и ошибся: не было на Украине революции.
Революция – это не просто волнения на площади. Это глубокое и принципиальное изменение общественного уклада. В этом смысле в России была революция в 1917 г. и была революция 1991 г. И не было революций, когда очередные выборы приводили страну к кризису.
На всем постсоветском пространстве каждая попытка провести “свободные и честные” выборы вызывала раскол, брожение масс, предчувствие гражданской войны. “Господи, что с нами будет, если победят Они?” – тревожится половина населения страны. Гамлетовский вопрос – Зюганов или Ельцин, Багапш или Хаджимба, Янукович или Ющенко – терзает постсоветский мир. “Сделай правильный выбор, – говорит действующая власть обескураженному электорату, – и тогда у тебя будет новый президент. А если не сделаешь, президент останется старым”.
Для нас каждые выборы – это предчувствие революции. Страна оказывается на грани раскола, на грани гибели. Каждые выборы – это политический кризис, который обнажает глубокие противоречия между почвенниками и западниками. Идти своим путем или сдаться Западу? Национальная гордость или шанс стать “нормальной страной”? – вот как стоит вопрос на выборах.
А элита решает, кроме того, и другой вопрос: кто будет контролировать эту территорию. Ожесточенность выборов на постсоветском пространстве связана с тем, что борьба за власть здесь то же, что борьба за жизнь. Проиграешь – сядешь. Это понимает каждый политик.
“Качели” и “песочные часы”
Почему выборы создают революционную ситуацию в постсоветском мире, раскалывая население 50:50? Но тот же раскол на выборах не приводит к кризису Америку. Буш или Гор, Буш или Керри тоже делили страну пополам. Но почему там проигравший кандидат вежливо поздравляет победителя, а население спокойно соглашается принять такого победителя, против которого проголосовало полстраны? Дело не только в высокой политической культуре американцев и доверии к тем, кто проводит подсчет голосов.
В западных двухпартийных демократиях выборы – это детские качели. На доске сидят двое: когда один идет вверх, другой – вниз. Но потом они обязательно меняются местами. В стране существует действующее правительство и запасное (“оппозиционное”), всегда готовое занять место наверху. Каждая из двух партийных элит в принципе согласна с политикой, но предлагает свою программу улучшений. Оппозиция играет роль корректора текущего курса: чуть-чуть влево, чуть-чуть вправо. Народ делает свой выбор, понимая, что слишком больших изменений не будет.
Не так у нас. Здесь драматизм выборов связан отнюдь не с корректировкой курса. Наша оппозиция критикует не политику правительства, а само правительство. Каждые выборы превращают страну в песочные часы. За ночь “кто был ничем” может стать “всем”. Не чуть-чуть влево или вправо в узком коридоре, а совсем в другую сторону в чистом поле – вот исход смены власти в не-западном мире.
На каждых выборах народ решает – идти стране западным путем или своим, особым. На каждых выборах элита решает – сохранит ли она свой статус или погибнет. Выборы – это драма не-западного мира, который больше не может ни игнорировать Запад, ни стать Западом.
Прорастание советской матрицы
Из-за этого постсоветская элита во всех странах СНГ изобрела “административный ресурс” как буфер между необходимостью выборов и их смертельной опасностью. Конечно, и в западных странах не обходится без политтехнологий и зомбирования, но феномен “административного ресурса” как целого комплекса мер, направленных на достижение предсказуемости выборного процесса, – это наше изобретение. С каждыми выборами техника АР совершенствовалась, пока не достигла вершины – выборы почти стали управляемыми. Но это “почти” все же вводило в систему элемент нестабильности.
Советское государство вновь прорастает сквозь все реформы последних двух десятилетий. Это государство, построенное в виде бюрократической пирамиды, не предусматривает выборы как механизм отбора элитных кадров. Здесь элиту отбирает сама элита. Она не предусматривает также разделения властей, так как это разрушает ее моноцентрическую суть. Множественность центров власти мешает управлению, понимаемому как отношения “повеления – подчинения”.
Советская матрица имеет свои “демократические принципы”. Так, представительство различных групп населения в органах власти здесь обеспечивается не всенародными выборами, а путем квот, распределяемых элитой. ЦК КПСС, Верховный Совет СССР были в этом смысле более демократичными, так как в обязательном порядке содержали в своем составе делегатов от ученых, военных, рабочих, колхозников, дипломатов, женщин и проч. И пусть это были “символические рабочие” и “символические женщины”. Но они все же были.
Демократические выборы привели к тому, что в российском парламенте совсем исчезли представители народа. “Последний герой” рабочего класса Василий Шандыбин и тот был выброшен за ненадобностью из Думы. Региональные парламенты превратились в элитные клубы, собирающие на свои рауты местную олигархию – новый партхозактив.
В условиях наших выборов представители гражданского общества не только перестали выигрывать, они перестали даже пытаться баллотироваться. Теперь новички-разночинцы могли попасть во власть исключительно благодаря процедуре назначения. Выборы же стали не каналом, а препятствием для проникновения в правящий класс случайных людей.
Назначения, на самом деле, тоже вариант выборов. Но электоратом тут является маленькая элитная группа. И предложенная Путиным реформа есть переход от системы выборов губернаторов населением к выборам губернаторов элитой. Элита – это и есть наши выборщики.
Принцип разделения властей в советской матрице также выглядит своеобразно. Разделения властей как такового нет. А система сдержек и противовесов есть. Она строится на “внутренних партиях”, на кланах, которые играют важную роль ограничителя единовластия. Коллективное руководство, “политбюро” – такие же элементы системы сдержек и противовесов, как независимые парламент или суд в западных демократиях.
Эффект оранжевых глаз
Но вернемся к украинской “выборной революции”. Повсюду обсуждается вопрос: а может ли оранжевая эпидемия захватить Россию? Конечно, нет! Во-первых, потому что у нас на дворе нет выборов. Во-вторых, наши люди в отличие от украинцев в целом довольны своим президентом. В третьих, все наши оппозиционные лидеры сильно пропахли нафталином. В них нет энергетики, нет оранжевого огня в глазах. Кого же они могут повести за собой?
Революции в России не будет – она уже была. Теперь происходит эволюционное поглощение, переваривание всего того, что с нами произошло. На наших глазах сквозь пленку реформ прорастает вековая матрица российского исторического опыта. Страна вновь воспроизводит присущую ей политическую систему, в которой власть не отделена от собственности, в которой выборы – удел элиты, а не народа, где систему сдержек и противовесов обеспечивает не разделение властей, а кланы и обоймы. Это наше государство, хотим мы этого или не хотим, нравится оно нам или нет.