Римское право

Артур, он же Арториус (Клайв Оуэн), – римский претор и Dux Britanniarum, командующий оккупационным контингентом на Британских островах, сын римского военного чиновника и, стало быть, оккупант во втором поколении.

Его рыцари – скифские конники с Дона, по вековому контракту, заключенному еще их прадедами, вынужденные поддерживать глубоко непонятный и неприятный им Pax Romana в забытых богом местах с нездоровым климатом. Обладая добрыми сердцами и некоторыми представлениями о чести, выглядят они вместе с тем довольно по-свински. Бледную тень хоть какой-то рыцарственности при большом желании можно разглядеть лишь в сэре Ланцелоте (Йион Граффадд), остальных же ни при каких обстоятельствах нельзя впускать ни в одну приличную книжку с картинками.

А самую пугающую метаморфозу в сравнении с раскладом классической легенды претерпел сэр Борс: наиболее праведный из рыцарей Стола, идейный девственник, искатель Грааля – тут (в упоительном исполнении бывшего лондонского боксера Рэйя Уинстона, обыкновенно играющего гангстеров) он говорит исключительно о размерах своего детородного органа, а 11 разновозрастных детей выкликает по номерам, потому что всем придумывать имена слишком утомительно.

Что же до Артура – тот ведет себя более пристойно, сочетает приятную античную курчавость с немудреным лицом уорвикширского зеленщика, а лютость в бою – с какой-то немыслимой щепетильностью по части прав человека. Последнее объясняется его приверженностью еретическим идеям богослова Пелагия – лица исторического, из которого сценарист Давид Франзонни (ответственный за сюжет “Гладиатора”) слепил что-то вроде средневекового Мартина Лютера Кинга.

Честно верящий в идею насильственного распространения демократии и великую миссию римского народа в начале фильма герой оказывается перед сложной морально-исторической дилеммой. Рим ввиду скорой своей погибели отзывает легионы из бывших колоний, Артур же чувствует отеческую ответственность за туземцев, которым он всю жизнь нес свободу на клинке легионерского меча. Тем более что по Британии неспешно прут гномоподобные саксы – несусветные нацисты, заплетающие бороды в косы, все на своем пути сжигающие и брезгующие насиловать местных женщин, чтоб не портить свою саксонскую породу.

Третьей силой являются живущие в лесах мятежные пикты. Их представляет малоинтересный старик Мерлин и неясного статуса барышня Гвиневра (Кира Найтли), чумазая и ослепительная одновременно, отлично стреляющая из лука и рисующая на себе красивые узоры синей глиной. Между ней и заглавным героем случается в конечном счете и постельная сцена, но наивысшего эротического напряжения их отношения достигают чуть раньше – когда Артур вправляет Гвиневре вывихнутые врагами пальцы рук.

“Артур” изначально разрабатывался одним из самых успешных голливудских продюсеров Брукхеймером для самого бессовестного голливудского режиссера Майкла Бэйя (“Скала”, “Армагеддон”). Но Бэй передумал, и проект достался оскаровскому лауреату Антуану Фукуа (“Тренировочный день”). Дни последнего в крупнобюджетном кино теперь точно сочтены (год назад чуть с меньшим треском, чем “Артур”, провалились его “Слезы солнца” с Брюсом Уиллисом и Моникой Беллуччи), что обидно и несправедливо. Ведь, по сути, Фукуа вдохнул в довольно мракобесный панамериканский сценарий жизнь и смысл. Мало кто из сегодняшних жанровых режиссеров способен на то упоение, с которым он аранжирует банальное открытие крепостных ворот или медленно, но верно замораживает фильм – начиная с легкого летучего снежка в начале до синих сугробов по колено ближе к финалу. Отдельных слов стоит отменный парафраз ледового побоища из “Александра Невского” – когда семеро рыцарей и одетая в легкое синее платье барышня выходят на тонкий лед какого-то несущественного английского озерца и очень правдоподобно побеждают 200 саксонских великанов.

“Артур” вообще сделан настолько хорошо, что единственной разумной причиной его коммерческого провала в Штатах можно счесть отсутствие больших американских звезд. Клайва Оуэна там знают разве что по рекламе BMW (а еще потому, что он то ли будет, то ли не будет следующим Бондом). Киру же Найтли американский зритель хоть и принял в парчово-коленкоровом варианте “Пиратов Карибского моря” – но по-настоящему уразуметь эти ключицы, эти кудри, эту сытую улыбочку из-под веснушек вряд ли когда-нибудь захочет и сможет.