ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО: От мала до велика
В прошлой статье мы остановились на малых однородных группах как одной из форм работающего гражданского общества. Пример: кредитные союзы (кредитные потребительские кооперативы граждан), которых в России тысячи. Кредитный союз – это когда соседи, коллеги по работе или люди, которые, к примеру, вместе отдыхают, объединяются, чтобы вместе сберегать и вместе кредитовать. У одного – сбережения, а другому нужно отремонтировать квартиру или велосипед купить.
С точки зрения обычной экономической теории кредитный союз – это майский жук, который не может летать, но летает. В России один из первых живых кредитных союзов был создан в Суздале. В нем состоит сейчас 2500 человек (население города 12 000). В США 20% потребительского кредита обслуживается кредитными союзами. В Квебеке и Ирландии – почти 100%. Почему они летают? Потому что люди друг друга знают, и на этом экономятся колоссальные издержки. Потому что люди друг другу доверяют, и это позволяет им делать то, чего не может сделать банк.
Это один из способов решить “проблему безбилетника” – ситуацию, когда плодами усилий объединившихся граждан пользуются присоседившиеся другие граждане, что лишает стимула объединяться. Есть и другие способы. Например, поиск дополнительного, так называемого селективного стимула – отрицательного или положительного.
Из литературы известно, что историю профсоюзов обычно довольно тесно связывают с историей мафии. Это правда до такой степени, что в конце 40-х гг. в США был принят закон Тафта – Харли, который был призван освободить членов профсоюзов от давления – им угрожали, заставляя объединяться. По новым правилам чиновники должны были присутствовать на всех собраниях и могли разговаривать в закрытой комнате с каждым членом профсоюза. Через семь лет закон был отменен по очень странной причине. Да, действительно, люди признавали, что имеет место насильственное давление. Но они не возражали. Они считали, что если бы этого давления не было, то не удалось бы создать крупных профсоюзов и результата не было бы. И в нашей истории последнего десятилетия многие организации – инвалидские, афганские и пр. – недалеко стоят от применения избирательных отрицательных стимулов. И, может быть, они не существовали бы, если бы таких стимулов не было. Но есть очень трудный вопрос: когда это хорошо и когда плохо?
Положительные дополнительные селективные стимулы приходится искать иногда десятилетиями. Скажем, американские фермерские ассоциации никак не могли найти стимул, который привлекал бы больше фермеров в ассоциации. В конце концов они занялись организацией досуга, туризмом, совместным отдыхом. Пиво только членам профсоюза! И оказалось, что это очень цементирует, хотя напрямую не связано с основной деятельностью.
Может быть другой положительный стимул, который многие используют, – перераспределительный. Когда от государства что-то можно перераспределить (например, помощь для определенных категорий людей), то попутно можно заниматься и деятельностью по созданию публичных благ.
Методы и стимулы к решению проблемы “не хочется объединяться, но нужно” разнообразны, и поэтому результаты возможны тоже разные. Иногда сильнее малые группы, а не широкие коалиции, перераспределительные группы, а не производительные, отрицательные стимулы, а не положительные – потому что их легче найти, они под рукой. Так что вполне вероятно возникновение общества, которое – при том что в нем много самоорганизации – трудно назвать гражданским. Это общество, где преобладают перераспределительные коалиции, группы, которые делят пирог и тянут одеяло на себя, на свои 1,5% населения.
Договор дороже денег
Так как же связаны гражданское общество и экономический рост? Уже упоминавшийся автор теории коллективных действий Мансур Олсон задал очень интересный вопрос – про нашу страну, между прочим. Что происходит через 10 лет после завершения Второй мировой войны и уничтожения авторитарных режимов? Сильный экономический подъем в странах Центральной Европы и Восточной Азии. Еще не экономическое чудо, но уже преддверие экономического чуда в Германии и Японии. Почему же такого мощного подъема нет в Восточной Европе и России через 10 лет после уничтожения авторитаризма?
Потому что в Германии и Японии развились широкие гражданские и экономические коалиции – вместо набора перераспределительных групп – таков ответ автора теории коллективных действий.
Я снова сошлюсь на иностранного экономиста, но теперь уже на Эрнандо де Сото. В своей книге “Загадка капитала” де Сото задал простой вопрос: огромное количество стран честно исполняли рекомендации Всемирного банка, Международного валютного фонда, экспертов ведущих правительств. Но разрыв между этими странами и странами золотого миллиарда вырос. В чем дело?
Де Сото отвечает примерно так: потому что люди в развитых странах, которые дают советы остальным, сами не знают, как их страны пришли к этой ситуации. Общества устроены по-разному, и структура общественного договора у них разная. В подавляющем большинстве менее развитых стран есть маленькие островки легальности. И есть основная масса общества, которая живет вне правового поля.
В этих условиях богатство в капитал не превращается – например, земля есть, а получить под нее кредит нельзя. Поэтому необходим новый общественный договор, который сблизил бы формальные и неформальные правила, упростил законодательство, обеспечил поддержку широких групп населения такого рода программе. Тогда собственность сможет превращаться в капитал, тогда она сможет двигаться, тогда права начнут легально осуществляться.
От малого к большему
Во-первых, нужно искать повестку дня. Если мы считаем, что гражданское общество действительно способно находить, выявлять внешние эффекты и предлагать решения через права и взаимоотношения по поводу прав, то это вопрос повестки дня, которая не связана с политическим циклом, которая не связана с доминирующими группами интересов.
Во-вторых, если гражданское общество слабое, неразвитое, но при этом в чем-то вынуждено замещать еще более слабое государство (например, в услугах населению, информации для него, просвещении и т. д.), то надо искать механизмы, которые поддерживали бы это замещение. Речь должна идти в этом случае о делегировании функций, о тендере бюджета (ставшего, между прочим, за последние пять лет в четыре раза больше). Нужно искать другие механизмы взаимоотношений между бизнесом и гражданским обществом, которые были бы основаны не на подрядном договоре, привычном для бизнеса, а на таких формах, как эндаумент, когда бизнес вкладывает деньги в постоянное производство общественных благ.
В-третьих, если мы хотим не перераспределительного общества, которое остановит развитие, а чего-то иного, то мы должны заботиться о создании широких коалиций. На языке менее экономическом это, наверное, называется гражданское движение.
В-четвертых, если мы говорим о роли таких широких гражданских движений, то, видимо, строиться это должно не на идее “надо делиться”, а на идее “надо договариваться”. Это довольно важно. Потому что договариваться надо о взаимном признании легальных прав, в том числе с государством.