Атмосферное явление
Немецкий эмигрант из Петербурга Сергей Болмат три года назад прославился книжкой "Сами по себе". По истечении этих лет стало окончательно ясно, что то был крепкий сбитый роман из жизни криминальных любовников, сюжет которого сейчас вспоминается со значительным трудом, тогда как пара метафор и проникновенное финальное стихотворение в голове все ж удерживаются. Но Болмат сменил издательство (Ad Marginem на "Иностранку") и написал совсем другую книгу.
В новом романе вовсе нет никакого сюжета. 430-страничное повествование посвящено компании эмигрантов не первой молодости, которые тоскуют, точат лясы, заводят анемичных любовников, вспоминают про СССР, ходят к психологу, пытаются покончить с собой, нечаянно умирают. Вообще ничего не происходит. Многочисленные диалоги при этом не высекают искры. Роман кажется неамбициозным тусклым варевом, которое периодически колышат глупые имена собственно героев - Жанна Воробей, Карл Твардовски, Миша Менделеев.
Поначалу кажется, что Болмат просто скверно отредактировал свой текст. Самоповторы здесь следуют один за другим - почему-то с особой навязчивостью он описывает сосиски и кольца лука, выпадающие из питы. Болмат будто бы специально избегает сюжетов как таковых. Сюжет, по версии Болмата, - это то, что происходит с другими. В качестве доказательства этого тезиса "В воздухе" изобилует диковатыми анекдотами про третьестепенных лиц бандитской ориентации (про пересадку свиного сердца и откушенный проституткой член).
Чтобы хоть как-то понять роман "В воздухе", приходится обратиться, во-первых, к эпиграфу: он из Бунина, и он гласит - "все та же прелесть однообразия". А во-вторых, поскольку в название вынесен воздух, то и танцевать следует от него. Слово "воздух" в русском языке имеет двоякие коннотации. С одной стороны, это нечто глубоко положительное - вольно дышащий раскованный простор. С другой - это пустота, никчемность, писать про воздух - значит сотрясать его. Именно на эти полюса Болмат и накалывает свою безразличную прозу. На последней странице романа Болмат пишет: "Как вы думаете, есть на свете хотя бы одна такая вещь, хотя бы одна-единственная, без которой совершенно - ну то есть, я имею в виду абсолютно - невозможно было жить? Кроме воздуха. Что-нибудь есть такое? " Болмат и пишет только о том, что неинтересно, но необходимо, - о воздухе жизни, который соткан из бесполезных слов, обедов, полетов, свиданий, баек, апатий. Финал как раз и дарит надежду на то, что возможно что-то еще - типа любовь, что должна вспыхнуть промеж двух главных героев, встретившихся в аэропорту. Но тут книга как раз и обрывается.
Этот роман, наверное, не удался именно потому, что Болмат не смог до конца выдержать это прозрачное безразличие - к героям, к языку, к предмету. Болмат периодически скатывается в совсем уж убогие лирические ретроспекции - о советских жареных кабачках etc. Хилый закос под Набокова (у Болмата даже фигурирует героиня с совершенно набоковским именем Магда) оставляет желать сильно лучшего. Иногда он словно бы раскрывает карты, оправдывается за свое нагнетание тоски (этому целиком посвящена третья глава) , что уж совсем недопустимо.
Но при этом Болмат, как и в прошлом романе, вполне готов практиковать блестящие метафоры и точнейшие сравнения - "внешне Карл Твардовски напоминал один из тех портретов, которые в изобилии разбросаны по многим частным и домашним коллекциям и провинциальным музеям и которые в каталогах неизменно называются "Неизвестный горожанин". Аэронавтика Болмата на самом деле посвящена единственной теме - что всегда и всюду одно и то же. Даже когда он в худших традициях современной западной литературы начинает перечислять лейблы и брэнды, облепляющие тела героев, он звучит обреченно, уныло и не ново. (Ибо, надо полагать, Болмат в курсе, что этот прием придумал не популярный Брет Истон Эллис, а Гораций. Как известно, последний и ввел в литературную моду подобную вещественность - не говорить "вино", но непременно добавлять "фалернское" или "хиосское". ) Второй роман Сергея Болмата так и не дал ответа на принципиальный вопрос - большой он писатель или искусный шарлатан. Приходится, как ни крути, ждать третьего.