Теодор Курентзис: Малер боялся финала

Эхо ставшего знаменитым пермского Дягилевского фестиваля в этом году докатится до Москвы. Второго июля в Большом зале консерватории Теодор Курентзис с интернациональным оркестром MusicAeterna повторит самый масштабный проект фестиваля.

– Да, мы решили каждое лето собираться в Перми всем семейством MusicAeterna – а в нем 125 человек – и записывать одну симфонию Малера. Мы запишем полный цикл симфоний Малера для Sony Classical. Уже сыграли Вторую, Третью и Пятую в Перми. В следующем году в Зальцбурге сделаем Первую, в Брюсселе тоже, попытаемся и в Москве. Будем записывать Первую в Вене – в «Музикферайне» или в «Концертхаусе»: нужна акустика, чтобы получился настоящий венский звук литавр. Не все из сыгранных симфоний мы пока записали, но это неплохо – будет повод вернуться к музыке. Сейчас сыграем Шестую в Перми и Москве, потом запишем профессионально в студии.

– Нет, никогда! Хотя это моя любимая симфония, если не считать «Песни о земле». В 10 лет я уже знал ее по нотам. Я прожил лучший период жизни, когда эта музыка играла в моей душе. Когда мне было 18 лет, я анализировал ее любимой девушке. Но, став дирижером и окончив консерваторию, решил отложить на потом. Потому что хотелось исполнить симфонию бескомпромиссно. А это можно лишь тогда, когда есть свой оркестр. Хотя в Германии, куда меня приглашают, да и в Америке оркестры хорошо знают Малера, мне нужно как раз обратное. Нельзя сесть в готовый автомобиль. Нужно разобрать его на болтики и потом собрать обратно.

– Нет исполнения Шестой симфонии Малера, которое бы нравилось мне целиком. Я бы сделал коллаж из разных интерпретаций. Есть две записи Шестой Димитриса Митропулоса, Нью-Йорк и Кельн, в «теме Альмы Малер» слышна жалость, как надежды распадаются, потом снова собираются. Яша Горенштейн хорошо делает медленную часть. Любимый мой человек – Клаус Теннштедт. Я видел его живьем. Он носил большие очки, изнутри глядели увеличенные плачущие глаза. Он старался руками сделать эту симфонию, как ребенок среди катастрофы. Хотя звучало, конечно, затянуто, излишне романтично, но в этом была правда, которой нет, к примеру, у Булеза, у которого все собрано и сформировано. Первая часть замечательна у Джузеппе Синополи – вообще, для меня он самый важный дирижер своего поколения, но из тех, кто умер молодым. Он игнорирует многие указания Малера, но он дирижировал какую-то свою правду, а она у него была.

– Нет. Почему? Океан любви, влюбленности, разочарованности в любви...

– Скорее уж я назову трагичным Andante, ведь в нем цитируется материал из «Песен об умерших детях». А в финале если и есть трагедия, то древнегреческая, когда приходит «бог из машины» с молотом. Малер боялся финала, не знал, как сделать такой же убедительный финал, как в Третьей симфонии. В Четвертой симфонии он поставил на место финала песенку – по существу, вставной номер. В Пятой симфонии финал, рондо, не так уж получился. Он боялся написать финал – как и Шостакович, такой близкий Малеру. Он не был уверен, он говорил: «Жаль, что я не доживу и не услышу мою симфонию через 40 лет».