Выставка для глаз и ушей

С 24 марта и до середины мая петербургский «Манеж» трансформируется в импровизированный оперный театр. Его пространство наполнят экспонаты выставки «(Не)подвижность. Русская классическая скульптура от Федота Шубина до Александра Матвеева» и – одновременно – звуки классических оперных партий, подобранных специально для этого проекта. Вместе более 150 скульптур (из Третьяковской галереи, Эрмитажа, ГМЗ «Царицыно», Русского музея и еще трех десятков российских музейных институций) и фрагменты из 13 опер составили цельную концепцию, задача которой – перевести восприятие классической скульптуры из консервативной плоскости в актуальную. Такой синтез искусств дает зрителю чуть больше свободы в восприятии произведений, полагают кураторы, а заодно помогает преодолеть сложившийся стереотип скульптуры как архаичного вида искусства, который находится на периферии художественных интересов.

Для глаз и ушей

Идея возникла около трех лет назад. Как рассказывает директор «Манежа» и автор концепции проекта Павел Пригара, кураторская группа сразу же решила отказаться от использования любых иных визуальных образов, кроме скульптуры, поэтому на выставке нет ни живописи, ни графики, ни фотографий. Зато собрание скульптуры действительно масштабное: выставка объединяет работы 65 русских скульпторов второй половины XVIII – начала XX вв. и среди них не только признанные шедевры, но и произведения, которые ранее практически не выставлялись, отмечает Елена Карпова, заведующая отделом скульптуры Государственного Русского музея. «Именно благодаря этой выставке они войдут в историю русской скульптуры», – считает она. В частности, среди экспонатов – «Сатир и нимфа» Петра Ставассера из коллекции Научно-исследовательского музея при Российской академии художеств, «Портрет Павла Самойлова в роли Гамлета» работы Михаила Блоха (Санкт-Петербургский государственный музей театрального и музыкального искусства), «Портрет Федора Тютчева» Сергея Ухтомского из коллекции ИРЛИ («Пушкинский дом»), «Филоктет» Михаила Козловского (литературно-художественный музей-усадьба «Приютино»).

Ответственными за диалог двух искусств – скульптуры и оперы – были выбраны оперный режиссер Василий Бархатов и творческая мастерская «Циркуль». «Я смотрел на скульптуры как на сценические характеры и решал, какие оперные партии они могли бы исполнять, стараясь при этом оставаться в эпохе создания, чтобы максимально продемонстрировать параллели между развитием мировой оперы и русской скульптуры, – рассказывает постановщик. – Конечно, любая режиссура очень субъективна, и кто-то, возможно, увидит в этих скульптурах совсем других персонажей».

В результате, несмотря на то что представлены в «Манеже» будут работы исключительно русских скульпторов, только русскими операми было решено не ограничиваться. В оперном репертуаре проекта – «Фауст» Гуно, «Сказки Гоффмана» Жака Оффенбаха, «Аида» Верди», «Манон Леско» Пуччини, «Русалка» Даргомыжского, «Саломея» Рихарда Штрауса и другая мировая классика.

Скульптурные партии

Попадая на выставку, зритель оказывается среди застывших мизансцен, где каждому скульптурному персонажу отведена конкретная оперная партия, а обстоятельства, в которых они оказываются, продиктованы оперным либретто и музыкальной драматургией. Например, два сгорбленных обнаженных тела в работе Наума Аронсона «Горе» «исполняют» в «Манеже» партии кавалера Де Грие и Манон в финальной сцене оперы «Манон Леско» Пуччини, а «Актеон, преследуемый собаками» скульптора Ивана Прокофьева «играет» Лепорелло в опере «Дон Жуан» Моцарта.

Со скульптурами Бархатов работал, как с людьми. «В этом, собственно, и был смысл – дать скульптуре голос и действие. Создать музыкальное пространство, где зритель, рассмотрев общую мизансцену, пересекает четвертую стену и получает возможность услышать каждого героя ансамбля отдельно, – комментирует режиссер. – Трудность заключалась в том, что у обоих жанров в голове обывателя сложилась стойкая самодостаточная репутация – некоей чрезмерной утонченности, красивой условности и элитарной академической скуки».

Попытка сломать эти стереотипы привела к тому, что зрители «Манежа» увидят не классическое музейное и театральное пространство, а современный архитектурный образ, вдохновленный одновременно театром и оперой. «В этом проекте нет прямой отсылки к классической драматургии, – отмечает Пригара. – Отбор скульптур для выставки самоценный и абсолютно академический. Он происходил задолго до того, как окончательно сформировалась архитектурная концепция, и не связан с новыми экспозиционными приемами, которые создаются на выставке. И мне кажется, что предельно уважительное отношение Бархатова к классическому художественному наследию позволило нам соединить свойственное традиционным музеям консервативное отношение к предметам искусства с современными экспозиционными решениями».