Музей «Гараж» посвятил выставки мистикам и секретикам
Две новые экспозиции исследуют эскапизм как единственную возможность свободного творчества в СССР
В стране, где официальная история всякий раз пишется заново, самыми актуальными оказались выставки, которые исследуют непарадное прошлое, взлеты инакомыслия, поют оды героям-эскапистам и носителям тайных знаний. Сразу два подобных проекта затеял «Гараж»: продолжая друг друга, вместе они восстанавливают контекст почти всего XX века до развала СССР.
Сны о несбывшемся
Стихотворение Андрея Белого 1901 г., адресованное Сергею Соловьеву («Пусть февральская вьюга бунтует – / мы храним наши белые сны»), дало название сенсационной выставке с длинным названием «Мы храним наши белые сны». Другой Восток и сверхчувственное познание в русском искусстве. 1905–1969».
Кураторы проекта Екатерина Иноземцева и Андрей Мизиано пытались проследить, как рождались и умирали попытки поисков свободы, вглядываясь в искусство, созданное адептами мистических практик, художниками, объединенными тайными знаниями, существовавшими в закрытых сообществах, сбежавшими от государства на Восток вымышленный или реальный. Это не просто выставка, в которой участвует более полутора сотен произведений, но масштабное исследование; вместе с командой «Гаража» его готовили художественный критик из Самарканда Алексей Улько и художница Александра Сухарева (Москва/Дубна).
И огромную работу проделали реставраторы музея, приведя в божеский вид, в частности, «Карту жизни» Андрея Белого. Полученная с большим трудом из Российской государственной библиотеки, эта гигантская бумажная простыня – подлинный автограф Белого, названный автором «Линия моей жизни. Схема и пояснительные записки к ней» (1918). Простыня поступила в «Гараж» в виде лохмотьев, во что трудно поверить. На фоне запутанных, исчерканных стрелками графиков и написанных убористым почерком примечаний выделяется одно имя – Рудольф Штайнер, исследователь творчества Гете, австрийский философ-мистик и изобретатель, отец антропософии и неутомимый популяризатор собственных идей.
Штайнер – первый и главный герой выставки, за ним идут верные адепты антропософии Андрей Белый, представленный тут как художник, и Ася Тургенева – она же Анна Алексеевна Тургенева-Бугаева, двоюродная внучка Ивана Тургенева и до 1921 г. жена Белого (Бориса Бугаева). В период их совместной жизни в Дорнахе, рядом с Базелем, они были членами основанной Штайнером антропософской общины. Занимавшаяся графикой и пластическими искусствами Ася Тургенева не только иллюстрировала Гете и Штайнера, она создавала рельефы, витражи, делала рисунки на стекле и деревянные скульптуры для основанного Штайнером антропософского храма Гётеанум в Дорнахе. Который, впрочем, скоро сгорел, а до окончания строительства Второго Гётеанума Штайнер не дожил год. Но один горельеф, сделанный для Гётеанума на рубиновом стекле в 1910 г., сохранился и из Мемориального музея-квартиры Андрея Белого на Арбате теперь выдан на выставку в «Гараж».
Столь же детально и увлекательно можно рассказывать о других персонажах, чьи работы включены в проект. От него можно было бы ожидать, учитывая тему, присутствия Николая Рериха или Елены Блаватской. Но их тут как раз и нет – про них все и так известно. У кураторов же была идея высветить других героев, замеченных в пристрастии к мистическому, пытавшихся остаться в стороне от авангарда и модернизма и выбравших жизнь на окраинах империи в надежде, что это позволит сохранить себя. Среди них – жена Максимилиана Волошина Маргарита Сабашникова-Волошина, анималист Василий Ватагин, расстрелянная в 1937-м скульптор Римма Николаева и прожившая долгую трагическую жизнь Ариадна Арендт, блестящий художник и скульптор: сначала был расстрелян ее муж, скульптор Анатолий Григорьев (среди прочих документов мы видим письмо с просьбой о его освобождении, подписанное Ариадной), и почти одновременно случилась другая трагедия – попав под трамвай, она лишилась ног.
Здесь есть рисунки воспитанников первой в нашей стране работавшей в 1920-х под Москвой вальдорфской школы и рассказ о трагической судьбе ее директора Лидии Арманд.
Представлены, с документами, истории тех, кто сбежал на настоящий Восток, пусть и советский, – в Среднюю Азию. Кто оказался там добровольно, как Феликс Степанов, до 1914-го – медальер при Императорском монетном дворе, а после революции сначала арестант, а затем начальник экспедиции по оценке и сохранению наследия Средней Азии. Степанов собрал круг художников – в него вошли Алексей Исупов и Усто Мумин (Александр Николаев), – давших толчок развитию местной художественной школы.
И конечно, тут есть те, кто был в Азию отправлен под конвоем, как скульптор Исаак Иткинд, арестованный в 1937-м сразу по окончании выставки к 100-летию со дня смерти Пушкина. Его участие в ней шестью работами признавалось самым ярким, но скульптуру Иткинда «Россия, вырывающаяся из цепей» приобрел французский коллекционер. По-видимому, за это ее автора и арестовали, в тюрьме страшно избили, сломав бедро, выбив зубы и повредив барабанные перепонки. Его считали погибшим, и лишь в 1950-х в бродяге, живущем в землянке в Алма-Ате, собирающем коряги и режущем из них головы, опознали Иткинда. Его вернули в жизнь и в историю искусства и даже сняли в 1966-м фильм, который можно увидеть в «Гараже». Вместе со скульптурами. Проследив историю Иткинда, стоит еще вспомнить, что на Западе та самая скульптура, ставшая поводом для ареста, называлась «Россия в цепях».
Тайные мысли
Выставка «Секретики: копание в советском андерграунде. 1966–1985», открывшаяся из этих двух проектов первой, начинается с имени, которым завершаются «Белые сны», – Юлиана Щуцкого, востоковеда и тоже антропософа, расстрелянного в годы репрессий. Исследователь музыки Скрябина, адепт эзотерики, он, помимо прочего, перевел на русский древнейший китайский текст И Цзин – «Книгу перемен», изданную в СССР, как ни удивительно, в 1960 г.
Название «Секретики» отсылает к тем детским «секретикам», которые были знакомы советским детям. И только им: известный российский и американский антрополог Алексей Юрчак доказывает, что это явление существовало лишь в советской культуре. Изучая его как феномен, он объясняет попытки советских детей, принужденных к постоянной жизни на виду – в лагере, школе, коммуналке, – создавать альтернативную реальность подсознательным желанием устроить отдельный от общественного, собственный мир.
И, конечно, экспонатами выступают уже взрослые «секретики», иногда похожие на детские. Как похожи на них стеклянные шарики, из которых близкая к Лианозовской группе поэтесса Наталья Столповская складывала свои силлабические «стихи». В ее «игре в бисер» темно-зеленые шарики – ударные слоги, светло-зеленые – безударные.
Сакральный фонарик из коллекции Андрея Монастырского, лидера группы «Коллективные действия», участвовавший в 1970-х в квартирной выставке в Фурманном переулке, «Антропологический этюд» Дмитрия Александровича Пригова (бюст Ворошилова с надетой на него маской, из-под которой торчат ордена, и напяленным поверх маски париком), документация акции Риммы и Валерия Герловиных, предлагавших не увидеть, но потрогать предметы, доставленные с только что открытой планеты, – все это отражение абсурдистского мира, в котором страна жила тогда и в который пытается вернуться. Тайные знания о собственных секретиках дают нам силы ему противостоять.
«Мы храним наши белые сны». Другой Восток и сверхчувственное познание в русском искусстве. 1905–1969» – до 10 мая
«Секретики: копание в советском андерграунде. 1966–1985» – до 24 мая