В Новой Третьяковке показывают две выставки о советской утопии

Актуализация жанра утопии (как и антиутопии) в последние годы заставляет вспомнить о временах, когда эта тема была тоже в моде. Об эпохе позднего, саморазрушающегося застоя. О ней, среди прочего, напоминают сразу две выставки, открывшиеся в здании Новой Третьяковки на Крымском Валу.

Побочный продукт

Проект «Мир! Дружба! Дизайн! История российского промышленного дизайна» (кураторы – Азат Романов, Ольга Дружинина и Александра Санькова) – дебют Московского музея дизайна на новом месте. Это выставка, сделанная после того, как Третьяковка выделила бесприютному музею часть второго этажа в бывшем здании ЦДХ (постоянная экспозиция должна открыться здесь летом).

Московский музей дизайна – совсем новая институция, основанная в 2012 г. Сначала его пустила к себе Марина Лошак, руководившая тогда «Манежем». Но как только она перешла в ГМИИ им. А. С. Пушкина, музей, успевший провести в подвальном этаже «Манежа» не одну выставку, был оттуда изгнан. Затем был большой проект в Государственном музее декоративно-прикладного искусства, где выставкам про дизайн, казалось бы, самое место, – но снова не сложилось.

Неудачи не помешали команде Московского музея дизайна завоевать Гран-при I Лондонской биеннале дизайна. Полученная тогда Utopia Medal – 2016 за самое полное раскрытие темы «Утопия в дизайне» свидетельствует, что утопические проекты популярны сегодня не только в России. Но тема биеннале была придумана как будто специально для нас, потому что весь путь советского дизайна – бесконечная утопия. И выставка в Новой Третьяковке, архитектором которой, как и в лондонском проекте, стал Степан Лукьянов, это объясняет.

Здесь нет глобальной истории нашего дизайна. Вы не увидите в экспозиции экспериментов эпохи авангарда и не узнаете, например, что чуть ли не все направления современного дизайна изобретены Эль Лисицким (об этом можно узнать из фильмов, созданных музеем вместе с каналом «Культура» и представленных на музейном сайте). На выставке только промдизайн. Но из того, что есть, легко складывается логика всего отечественного дизайна, который возник вовсе не из желания сделать красиво и удобно, чтобы в конечном итоге продать. Так было на Западе. А в СССР были проблемы не с продаваемостью товаров, а с их доступностью. Поэтому прелестный детский трехколесный велосипед – изящный образец модернистского минимализма – так и не удалось воплотить в металле. Он мог бы стать украшением советского павильона на очередной ЭКСПО, но к чему запускать его в серию в условиях дефицита?

И дизайнеров в СССР не было – до 1980-х их называли художниками-конструкторами. Существовали в СССР региональные школы художественного проектирования, в Москве был знаменитый ВНИИТЭ – институт технической эстетики, где выдающиеся художники создавали прототипы, не шедшие в производство. Не это ли идеальный пример утопической мечты, претворенной в жизнь?

В этих условиях сложно было рассчитывать на красоту, можно было надеяться лишь на чудо – что светлая идея пробьет себе дорогу. И выставка получилась об этом: она не врет, как было красиво.

Она о том, как было. Как беспардонно здесь копировали западные образцы – и в сериалах про старую американскую жизнь, точно воспроизводящих материальную среду тех лет, бросается в глаза, что именно воровали, вплоть до оттенка краски, которой были покрашены мотоциклы и швейные машинки.

Она о том, что есть. Свежие творения, от быстроходных судов на подводных крыльях до турбины Green Blast Jet Energy, придуманной финалистом Lexus Design Award 2019 Дмитрием Балашовым для сбора энергии в аэропортах, не дают окончательно пасть духом. Но страшно далеки они от народа.

Не дошедшему до реализации проекту электромобиля Lada противопоставлены опытные модели электромобилей «Иж» концерна «Калашников». Этот концерн, как и некоторые другие предприятия, задействованные в выставке, входит в госкорпорацию «Ростех». Она, как мы знаем, пусть и поддерживает современное искусство, на рынок поставляет не только микроскопы и профессиональные микрофоны, но и оптические прицелы и прочие механизмы, придуманные, чтобы убивать. И весь отечественный промышленный дизайн, развитие которого началось только после войны, есть результат конверсии, побочный продукт военпрома. А утопия нашего дизайна – обратная сторона возрождающейся сегодня тоталитарной антиутопии. Причем теперь, на фоне льющейся из государственных медиа милитаристской риторики и водружения бронзового уродца перед зиккуратом на Садовом кольце, логотип «Калашников» вызывает куда более резкую реакцию, чем даже во времена брежневского застоя, когда на уроках НВП школьников заставляли разбирать и собирать одноименный автомат.

Затерянный город

С обратной стороны того же здания – и тут можно только подивиться активности Новой Третьяковки – открылся «Город завтрашнего дня». Этот работающий последнюю неделю путешествующий проект Гете-института (кураторы – Рубен Аревшатян, Анна Кац, Георг Шёльхаммер) посвящен истории и наследию архитектуры советского модернизма и очень важен именно для России. Потому что наследие нашего модернизма уничтожают на наших глазах.

Ломают московские кинотеатры и гостиницы, переделывают, заменяя мрамор пластиком, отделку станций метро, на Тверской на месте «Интуриста» возвели помпезный «Ритц-Карлтон». Пусть «Интурист» не был шедевром, нельзя сделать вид, что той эпохи не было. Все это кажется попыткой уничтожить саму память о взлете архитектурной мысли позднесоветской эпохи, о котором мы благодаря этому проекту можем судить.

«Город завтрашнего дня» увидеть непросто. Авторы дизайна выставки из стамбульского бюро Future Anecdotes плохо продумали навигацию. Не сразу сообразишь, что объекты Ирины Кориной в фойе третьего этажа – начало выставки. Что из одного зала следует пройти через постоянную экспозицию в другой и там уже подглядеть за чужой жизнью в «Окнах» Ольги Чернышевой и обнаружить «Город-сад» – построенный Дмитрием Гутовым макет самого ЦДХ в отделке из как бы восточных ковров. А в первом зале надо надеть стереоочки и увидеть фантастические снимки, сделанные архитектором Баухауса Эрнстом Маем – он работал в 1930–1933 гг. в СССР и запечатлел строившиеся конструктивистские города.

Идею будущей счастливой жизни, воплощенную в конце 1920-х в генпланах новых городов (сделанных опять же героями Баухауса начиная с его второго директора Ханнеса Майера) и в многофункциональной мебели, спроектированной Маргарете Шютте-Лихоцки, продолжают модернистские здания, которые строились с конца 1950-х до начала 1980-х по всему Союзу. Только реальные фотографии дворца ритуальных услуг в Каунасе и министерского здания в Тбилиси из нанизанных друг на друга горизонтальных объемов (реализация идеи горизонтальных небоскребов Лисицкого) заставляют поверить, что все это действительно было построено. И что абстрактная скульптура Вадима Космачева, придуманная им в 1975-м для библиотеки в Ашхабаде, впечатляющая даже в авторской модели, была принята заказчиком.

А что не имело шансов появиться в материале, осталось на бумаге. Как сделанный Юрием Аввакумовым и Сергеем Подъемщиковым проект Монумента пожарной эвакуации (1988) – памятника чернобыльским эвакуаторам. Или сочиненный Аввакумовым вместе с Михаилом Беловым «Погребальный небоскреб, или Столичный самовозводящийся колумбарий». Работа 1983 г., а кажется, будто сделана сейчас.

«Мир! Дружба! Дизайн!» – до 1 марта

«Город завтрашнего дня» – до 19 января