Почему лучшим фильмом Канн-2019 стали «Паразиты»

В «Паразитах» жанровая составляющая фестиваля достигла апогея. Там, где другие конкурсанты лишь играют в жанр – Порумбою, Хауснер, Джармуш и незаслуженно обойденный жюри Тарантино, Пон Джун Хо берет жанр за жабры и снимает с него постмодернистские кавычки, кипятит его до взрывоопасного состояния и поднимает на невиданную в современном кино высоту – стилистическую и смысловую.

Историю о фатальной встрече двух корейских семейств – одна бедна и смекалиста, вторая богата и живет в отрыве от реальности – режиссер называет трагикомедией, но такое определение не описывает всех зигзагов и подводных камней «Паразитов». Сложнейшая, но одновременно прозрачная, воздушная конструкция фильма сродни модернистской архитектуре дизайнерского дома, в котором происходит его действие. На одном этаже – комедия масок и положений, на другом – умнейшая сатира на классовые отношения, еще на одном – безутешная семейная трагедия, есть еще этажи промежуточные и даже потайные, но о них режиссер – как и Тарантино перед пресс-показом «Однажды в Голливуде» – попросил журналистов ничего не говорить.

Пон Джун Хо лавирует между этими уровнями с грацией и безумной скоростью, не раз переворачивая фильм вверх тормашками, бесконечно опрокидывая уже обозначенные смыслы и ситуации. Режиссерская партитура «Паразитов» имеет почти оперный размах – сверхусловное действие буквально происходит на разных этажах и в разных углах дома-сцены, а движения и перемещения персонажей, их взлеты и падения складываются в целую хореографию. «Паразиты» и правда один из самых непредсказуемых, парадоксальных фильмов Каннов-2019. Их хочется пересмотреть сразу же после окончания: это тот редкий случай, когда жанр и автор – без всякого высокомерия – все время оказываются умнее даже самого прозорливого и внимательного зрителя, не успевающего ловить все смыслы, подвохи, подсказки, отчего удовольствие от просмотра только возрастает.

Гран-при фестиваля неожиданно достался дебюту француженки Мати Диоп «Атлантика» – несовершенному фильму, который, однако, может подкупить своей естественностью и неагрессивностью, даже беззащитностью. Действие происходит на побережье Дакара, где сенегальские работяги строят небоскреб в форме паруса, не получая обещанных денег. Потом они отправляются в нелегальное плавание в Европу, из которого не вернутся – вернее, вернутся в виде зомби и начнут мстить своим преступным работодателям и коррумпированной социальной системе в целом.

Один из несостоявшихся беженцев – возлюбленный главной героини, которая не верит в его смерть, бунтует против своего вынужденного брака с местным нуворишем и тоже претерпевает трансформацию. Мати Диоп соединила в фильме Шекспира («Ромео и Джульетту») и зомби, сенегальские реалии и драму современной миграции, документализм и сказочные предания о переселении душ. Красивый замес, но недостаточно взболтанный или пропеченный и потому распадающийся на отдельные ингредиенты. Тем не менее талант, смелость и притягательная странность (не путать с экзотизмом) в «Атлантике» определенно есть, и Гран-при этому фильму – скорее аванс на будущее.

Чего не скажешь о призе за лучшую режиссуру, который ушел к братьям Дарденн за «Молодого Ахмеда» – слабое эхо их прежних выдающихся картин, за которые они уже получили массу каннских наград. Но, может быть, жюри под председательством Алехандро Гонсалеса Иньярриту те фильмы никогда не видело или о них позабыло? Иначе сложно объяснить награждение «Молодого Ахмеда», в котором некогда бесшовный документальный, притчеобразный реализм братьев трещит по швам и не вызывает большого доверия.

Как поверить в историю о 13-летнем кучерявом мальчике из нерелигиозной семьи – практически агнце божьем, который посещает собрания мусульман в современной Бельгии и исповедует ислам так буквально, что на ровном месте решает убить заботящуюся о нем учительницу всего лишь из-за того, что та еврейка? Проблема в том, что молодой Ахмед ведет себя так не потому, что это свойственно его природе или проистекает из его личных обстоятельств, выброшенных тут за скобки, а исключительно потому, что так выгодно режиссерам, чей нравоучительный перст проглядывает за каждым действием героя. И такая плохо прикрытая манипуляция вмиг рушит знаменитый дарденновский реализм.

Спецприз жюри зачем-то поделило между бразильским вестерном «Бакурау» Клебера Мендонсы Фильо и Хулиано Дорнелеша и криминальной драмой «Отверженные» француза Ладжа Ли. Первый рассказывает о жестоком противостоянии маленькой бразильской деревни и англоязычных интервентов, но вся жанровая артиллерия вязнет тут в левом популизме, от которого авторов не спасают ни синефильские ужимки и отсылки к киноклассике, ни их самоирония и юмор. Второй фильм в рядовой реалистической манере повествует о жизни хороших и плохих парней из небезопасных парижских пригородов. Иначе как желанием поддержать новые имена – все авторы пока еще не принадлежат к каннской номенклатуре – такое решение жюри не объяснить.

Зато с наградами за лучшие роли они не ошиблись. Приз за мужскую роль совершенно заслуженно получил Антонио Бандерас, который без всякого актерства, а лишь одним взглядом, одним своим присутствием удивительно мягко и тонко воплотил на экране альтер эго Педро Альмодовара в его отчасти автобиографичном фильме «Боль и слава». Лучшей актрисой признали англичанку Эмили Бичем за роль в «Малыше Джо» Джессики Хауснер, где она отчужденно и минималистично сыграла биолога, которая впадает в параноидальную зависимость от выращенного ею «цветка счастья» – то ли безвредного, то ли зомбирующего окружающих.

Наконец, жюри предсказуемо отметило картину «Должно быть, это рай» Элии Сулеймана – главного палестинского режиссера наших дней. В серии скетчей в духе Жака Тати и с самим собой в главной роли он невозмутимо обозревает абсурдную современность, в которой не только Палестина, но и любая другая родина оказывается безвозвратно утраченной. Этот фильм был бы совсем хорош и по-настоящему остроумен, если бы позиция жертвы, которую предъявляет герой-режиссер, не сочеталась у него с некоторым самодовольством и снисходительным отношением к миру – каким бы глупым и бессмысленным ни был последний.

Канны