Как прозвучали в Германии русские классики и современники

Немецкие премьеры Дмитрия Чернякова и Теодора Курентзиса снимают противоречие между новым искусством и традицией
Режиссер Дмитрий Черняков превратил сюжет оперы Сергея Прокофьева «Обручение в монастыре» в сеанс групповой психотерапии
Режиссер Дмитрий Черняков превратил сюжет оперы Сергея Прокофьева «Обручение в монастыре» в сеанс групповой психотерапии / Ruth und Martin Walz / Staatsoper Berlin

В последний раз режиссер Дмитрий Черняков и дирижер Теодор Курентзис работали вместе в 2010-м – в Москве, в Большом театре, над моцартовским «Дон Жуаном». Девять лет спустя они встретились в Германии, вступив в заочный диалог двумя премьерами, представленными с интервалом в несколько дней в Берлине и Кельне. Сначала Дмитрий Черняков выпустил новую постановку «Обручения в монастыре» Сергея Прокофьева, в шестой раз поднявшись на сцену Staatsoper. Затем вернувшийся из европейского тура с оркестром Пермской оперы Теодор Курентзис встал за пульт другого своего коллектива – оркестра SWR, сыграв программу, в которой музыка Сергея Рахманинова монтировалась с сочинениями современных российских авторов Дмитрия Курляндского и Сергея Невского. На первый взгляд никак не связанные друг с другом, немецкие премьеры Чернякова и Курентзиса оказались объединены единым сверхсюжетом: они не просто устраняют барьеры между старым и новым искусством, но настаивают на том, что сегодня радикальный жест является обязательным условием для реализации художественной традиции.

С чистого листа

Премьера «Обручения в монастыре» прошла на Festtage – основанном в 1996 г. Пасхальном фестивале, на который традиционно приходится кульминация берлинского оперного сезона. Фигуранты спектакля Чернякова – пациенты «Общества помощи зависимым от оперы», среди которых есть и микробиолог, последние 30 лет каждый вечер проводивший в театре (Дон Хером – Стефан Рюгамер), и мнящий себя превосходным баритоном портье, вечно досаждающий окружающим пением (Дон Фердинанд – Андрей Жилиховский), и страдающая от неразделенной любви к Йонасу Кауфману студентка (Луиза – Аида Гарифуллина). Проходя игровую терапию под руководством опытного коуча (Максим Пастер), они оказываются заперты в четырех стенах, запуская виртуозно смоделированную режиссером психологическую цепную реакцию – немного в духе «Десяти негритят» Агаты Кристи или «Трубадура» самого Чернякова.

Никакой знойной Севильи на подмостках, конечно, нет и в помине. В интервью середины нулевых режиссер говорил о том, что когда-нибудь поставит спектакль на пустой сцене с ковриком и двумя стульями – и вот пожалуйста: действие трехчасового «Обручения в монастыре» разворачивается в просторном стерильном павильоне, уставленном точно такими же креслами, что и зрительный зал Staatsoper. Хор большую часть времени поет из-за кулис, количество героев сокращено до девяти человек, распределивших между собой партии второстепенных персонажей. Нужно быть Черняковым, чтобы умудриться не погрешить против буквы и духа первоисточника, превратив жовиальную комедию в клаустрофобический триллер – который, впрочем, в полном соответствии с замыслом композитора взрывается под занавес той чистой театральностью, что тщательно сдерживалась на протяжении всего спектакля.

«Режиссер прочищает замыленный глаз публики редукцией изображения» – как написала как-то по другому поводу критик Зара Абдуллаева: освобождая «Обручение в монастыре» от всего декоративного и наносного, Черняков напоминает о том, что истинный сюжет произведения – не череда подмен и переодеваний, а игра с оперными моделями, жанровыми «фигурами речи». Сшибка бьющей через край прокофьевской карнавальности и герметичной интеллектуальной драмы высекает искру, позволяющую едва ли не впервые в сценической биографии партитуры пристально всмотреться в ее прихотливую музыкальную структуру, проработанную дирижером Даниэлем Баренбоймом с максимальной степенью детализации.

Звук на ощупь

Композитору Сергею Невскому 46 лет, он живет между Берлином и Москвой и сотрудничает с крупнейшими музыкальными институциями Германии: в будущем сезоне Штутгартская опера покажет его «Время секонд-хэнд» по Светлане Алексиевич в один вечер с «Борисом Годуновым» Мусоргского. В 2006-м на самом первом фестивале «Территория» Теодор Курентзис исполнил его «Взгляд издали», вернув в отечественный контекст музыку композитора, уехавшего из России в начале 1990-х. 13 лет спустя первой мировой премьерой, проведенной Курентзисом во главе оркестра SWR, стали «18 эпизодов» – совершенно кинематографическая по духу 20-минутная короткометражка Невского, полная напряженной пластичности и острого переживания хрупкости, ненадежности, эфемерности окружающего мира. В тихой кульминации пьесы в инструментальную ткань вторгается запись шумов улицы – так что стены концертного зала словно бы перестают существовать. Невский играет с крупностью планов, с постоянной сменой звуковой оптики: действуя, как режиссер, который снимает одну и ту же сцену с разной перспективы, он добивается эффекта многомерности музыкального пространства – когда оркестровый рельеф становится таким объемным, что его, кажется, можно воспринимать не только слухом, но и на ощупь.

В январе прошлого года на первом концерте нового главного дирижера SWR Девятая симфония мастера позднего романтизма Антона Брукнера и Lontano одного из лидеров послевоенного авангарда – Дьердя Лигети шли друг за другом без перерыва, с паузой в долю секунды, отменившей дистанцию между сочинениями, написанными в 1896 и 1967 гг. На сцене Кельнской филармонии Курентзис повторил этот фокус, спрессовав до размеров антракта век русской оркестровой музыки, отделяющий Вторую симфонию Рахманинова от «18 эпизодов» Невского и «Бунта весны» Дмитрия Курляндского – симфонического флешмоба с 15-минутным унисоном всего оркестра, дабстепом и перформансом музыкантов в зрительном зале. Навигация по современному репертуару с его не слишком дружелюбным для среднестатистического слушателя интерфейсом вместе с шефом SWR становится такой же ясной, как если бы речь шла о каком-то хрестоматийном названии. Но дело не только в этом. Для Курентзиса важна скорее обратная логика: в своих программах он поступает точь-в-точь как его коллеги по актуальной оперной сцене – помещая заигранные и заслушанные партитуры в неожиданную для них акустику и давая им тем самым шанс на новую жизнь.