В «Новой опере» удачно поставили оперу Бриттена «Поругание Лукреции»

Москва плавно наводняется операми Бенджамина Бриттена; впрочем, они так же плавно из нее утекают. Но мы помним «Поворот винта» в «Новой опере», где дьявол искушал незрелую мальчишескую душу. В опере «Сон в летнюю ночь», шедшей на сцене Музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко, детей искушали сексуальными сценами между лесной феей и человеком-ослом. В «Ноевом ковчеге», обретшем пристань в Театре Сац, исследовалась идея внутривидовой парности. В «Билли Бадде», которого поставил Большой театр, детей жестоко пороли на корабельной кухне, а взрослые мужчины преисполнялись друг к другу чувствами вожделения, истребления и бесконечной вины. И вот в «Новой опере» появилось «Поругание Лукреции», где наконец-то речь зашла о женщинах.

Верная жена

Однажды в эпоху владычества этрусков римские воины решили сюрпризом наведаться из похода домой, чтобы проверить, верны ли им их жены. Они потихоньку переплыли через Тайбер (так поется в опере, мы говорим – Тибр) и выяснили, что все жены впали в кромешный блуд – и только одна Лукриша (Лукреция) сидит дома, прядет пряжу и ждет своего Коллатина. Нет бы воинам наказать своих жен, а Лукрецию поставить им в пример – именно ее верность оказалась в развращенном Риме отклонением от нормы. Сын тирана-этруска Тарквиний преисполнился похотью и возжелал овладеть добродетельной матроной, невзирая на боевые доблести ее мужа.

Сюжет о поруганной Лукреции вдохновил на шедевры Овидия, Данте, Шекспира, Рембрандта, Тициана и Кранаха-старшего. Для театра сюжет не подходил, но Гендель написал кантату. Опера Бриттена появилась в 1946 г. Либретто Рональда Дункана обладает такой совершенно не обязательной для жанра особенностью, как высокое литературное качество. Про музыку Бриттена нечего и говорить: как и в других его операх, она повествует о чем-то неизмеримо более сложном, тонком и неявном, чем деяния каких-то брутальных римлян и даже чем душевные муки опозоренной праведницы.

Преемник

В оркестровой яме сидят всего 12 музыкантов – струнный квинтет, духовой квинтет, ударные и арфа. Однако звучание камерного состава наполняет зал едва ли не богаче, чем если бы на этом же месте сидел полный симфонический оркестр. 12 солистов-инструменталистов оттеняют или дублируют вокальные партии, весьма гибкие, напевные и выразительные, не менее успешно. Тринадцатый оркестрант – сам дирижер Ян Латам-Кениг, иногда играющий в речитативах на электрическом фортепиано. Мальчиком дирижер пел в хоре под управлением самого Бриттена, теперь же ставит уже не первую оперу своего великого соотечественника в московском театре.

Это только одна из символизирующих преемственность цепочек, которые протягиваются к премьере «Поругания Лукреции». Другая цепочка связывает ее с оперой Перселла «Дидона и Эней», поставленной в «Новой опере» в 2014 г. В момент, когда становится ясно, что Лукреция приняла решение лишить себя жизни, звучит старинная чакона, явно отсылающая к прощальному Ламенто Дидоны.

Гаяне Бабаджанян, выходящая в титульной партии в первом составе, поет густым и чувственным меццо-сопрано. Вокруг нее – одни басы да баритоны: благородный муж Коллатин в исполнении доброго гиганта Алексея Антонова, его истеричный коллега Юний – Борис Жуков и самый яркий из всех – привыкший к безнаказанности сынок тирана Тарквиний. Его партию исполняет статный баритон Артем Гарнов. Этого артиста режиссер спектакля Екатерина Одегова и художник Этель Иошпа уже не в первом спектакле выводят на сцену полуобнаженным; но если в «Саломее» Рихарда Штрауса его прекрасный торс принадлежал пророку Иоканаану и внушал греховную страсть иудейской принцессе, то в «Поругании Лукреции» пара складывается обратным образом – невинная жертва и разнузданный насильник.

Привет Вуди Аллену

Из ключевой мизансцены, впрочем, явствует, что Лукреция хоть и сопротивлялась Тарквинию, но не до самого конца. Это уже интерпретация режиссера, и она добавляет еще один слой рефлексии к тому, что уже содержится в опере Бриттена.

Драматургически самое интересное в опере – участие хора. Хор объясняет и комментирует действие, компенсируя нехватку массовых сцен, но состоит всего из двух солистов. За весь мужской хор – один тенор Георгий Фараджев, за весь женский – одна сопрано Екатерина Петрова. Иногда они поют в октаву, и это очень красиво. Иногда они поют вместе с персонажами, участвуя в мизансценах – могут даже и чашу с вином сошедшему с коня потному этруску поднести. Это очень похоже на фильм Вуди Аллена «Римские приключения», действие которого разворачивается в том же самом Вечном городе. Там тоже в одном кадре с героями сидят некие умудренные жизнью персонажи, которых герои почему-то не замечают. Возникает общий для композитора и кинорежиссера «римский прием»: комментаторы высказываются с высоты более позднего опыта и пытаются даже влиять на ход событий.

Без перемирия

У Бриттена комментаторы – пришельцы из нашей эры: они знают, что эпоха этрусков в Риме – время неважнецкое. Но они знают, что пройдут столетия, будет распят Христос и слез прольется еще больше. Знают, наверное, и все, что случится с человечеством потом. Дальнейшее – область интерпретации Одеговой: войну полов умудренные современным знанием люди все же преодолеть не могут. Дело доходит даже до драки: хор-мужчина вполне разделяет страсть самца Тарквиния к Лукреции и сам домогается ее не менее откровенно; ему мешает только хор-женщина, которую необходимо посильным образом унять, дабы она не остановила предопределенного развития событий.

Существовала ли Лукреция на самом деле, была ли она действительно поругана и правда ли ее самоубийство спровоцировало восстание римлян против этрусков, на которое в опере Бриттена намекает энергичный ансамбль под лозунгом «Рим для римлян!»? Верить ли историку Титу Ливию, верить ли поэтам и художникам? Ясно одно: сюжет о любви-ненависти между мужчинами и женщинами не канул в Тайбер, он тянется до сих пор, он содержит великолепный материал для творческой рефлексии и в него интересно подбрасывать все новые и новые дровишки. Казалось бы, Бриттен четко поместил историю из времен язычества в строго христианскую систему координат. Но в музыке его звучит что-то иное, иначе бедную Лукришу не провожали бы на изнасилование очаровательным и нежнейшим «Спокойной ночи», которому могли бы позавидовать Гершвин и Бернстайн. Режиссер Екатерина Одегова и драматург Михаил Мугинштейн добавили издевки от себя, причем самым серьезным образом. Их спектакль в «Новой опере» удался, несмотря на его видимую невооруженным глазом малобюджетность, и его стоит рассматривать как одно из самых удачных оперных событий сезона.