Кто берет художников в будущее

В 2016 г. в Fondation Louis Vuitton (FLV) привезли знаковую коллекцию Сергея Щукина, которую впервые соединили спустя десятилетия после национализации и принудительного разделения между Пушкинским и Эрмитажем. В итоге та выставка собрала рекордные 1,2 млн посетителей и стала одним из самых ярких арт-событий последней декады. Тогда писали, что «французы вернулись на родину», так как костяк коллекции составляло именно непривычное для начала XX в. французское искусство, еще не прижившееся в других точках Европы.

Спустя два с половиной года в музее вновь встречают тех же покинувших родину французов (Мане, Гогена, Ван Гога, Ренуара и др.) уже из коллекции британского промышленника и предпринимателя Самуэля Курто (1876–1947), который, кстати, считается генетически «своим», потомком неугодных гугенотов, нашедших в Британии политическое убежище. И снова импрессионисты и их последователи развешаны всем на радость на нижнем этаже. А если совершить движение вверх к парусам Фрэнка Гери (главной архитектурной детали нового музея в Булонском лесу), то словно сквозь машину времени зритель оказывается в мире искусства будущего – масштабного, максимально необычного и местами непонятного для многих современников. И чем выше, тем загадочнее – это экспонаты из нынешней коллекции фонда, которые выставили как парафраз собрания Курто.

Время первых

Подобные гастроли Мане, Сезанна, Ван Гога, Гогена, Ренуара и их единомышленников последний раз случались в Париже еще при Шарле де Голле – в 1955 г. в Оранжери. И вот теперь импрессионисты и постимпрессионисты вернулись на четыре месяца благодаря ремонту галереи Курто, но уже в совершенно новое для себя пространство.

Британский текстильный король начал собирать искусство позже, чем Щукин с Морозовым, в 20-х гг. прошлого века. Консервативные британцы принимали свежие палитры еще более скептично, чем русские (хотя и у нас были люди, которые умудрялись оскорбиться увиденным в московской галерее Щукина, открытой в 1909 г.). Однако страсть Курто к меценатству и любовь к жене Элизабет, с которой он рука об руку собирал коллекцию, перебороли конъюнктуру и общественный снобизм. Коллекция оказалась строгой и выверенной, проницательность супругов сегодня очевидна. Пуантилизм Сёра, танцовщицы Дега, «Ложа» Ренуара, «Автопортрет с отрезанным ухом» Ван Гога и, конечно, предсмертное таинственное полотно Мане «Бар в «Фоли-Бержер» – все это шедевры, проверенные временем и рынком. Например, обожаемый семьей Курто Поль Сезанн приобретался с особым азартом (13 работ), в том числе в коллекции оказалась одна из пяти версий ценных «Игроков в карты». Другое полотно из этой же серии было продано в 2011 г. королевской семье Катара за $250 млн. Но главным критерием для Курто все же была не стоимость, а личный вкус. Супруги-коллекционеры полагались, по заверению куратора FLV Сюзанн Паже, прежде всего на интуицию, а уже потом на советы критиков и галеристов (таких, например, как Амбруаз Воллар, чьими услугами пользовался и Щукин).

Успешный бизнесмен Курто, которого журнал The Economist назвал «крайне прямым человеком, склонным называть вещи своими именами», четко представлял свою социальную ответственность именно в поддержке и пропаганде искусства. Хозяин фонда, коллекционер Бернар Арно в официальной речи на вернисаже вспомнил идеалистические слова своего предшественника: «Я верю в цивилизационную силу искусства. Искусство универсально и вечно. Оно сближает народы, связывает эпохи, преодолевает различия, объединяет людей в едином бескорыстном стремлении».

Таким образом, британский бизнесмен не только показал пример современникам и потомкам, собирая чуждое, но важное для своего времени искусство, но и впервые доказал, что предприниматели могут и должны выполнять гуманистическую функцию, отдавая обществу долг добровольно, отодвинув в сторону эгоистические соображения. В Британии для этого хватило лишь силы воли и образования, справились без Маркса и насилия сверху. Словами дело не ограничилось, после смерти жены Курто завещал коллекции государству, в результате чего и был основан Институт поддержки искусства, который существует по сей день. По такой модели могли бы пойти и наши промышленники, не случись октябрьского переворота. В итоге Курто стал пионером не только на родине, но и в Европе, впервые создав богатую частную коллекцию, открытую для общественного доступа, что послужило прививкой хорошего вкуса и залогом дальнейшего расцвета искусства уже после Второй мировой войны. Именно эта идея и стала центральной на выставке. А то самое искусство будущего вошло в актуальный альманах, который стал второй частью проекта.

Vita brevis, ars longa est

Fondation Louis Vuitton изначально задумывался его создателем, коллекционером, меценатом и главой холдинга LVMH Бернаром Арно как футуристический музей с ясной культуртрегерской функцией: космический корабль архитектора Фрэнка Гери забирает в будущее сегодняшних авторов. На фоне собрания Курто, как никогда, важно было продемонстрировать преемственность поколений, поэтому в музее впервые выставили произведения более 20 художников, которые начиная с 1960-х по-своему разбираются с богатым живописным наследием модерна, нащупывают пути выплеска энергии, как в конце XIX в. делали импрессионисты. В центре внимания инновационные эксперименты с цветом, светом, формой, размерами, ракурсами и материалами: абстракция вперемешку с фигуративной живописью, интерактивные инсталляции на стыке с хаотичными ассамбляжами, а картины, распечатанные на принтере, бок о бок с деревянными конструкциями.

Многие из представленных работ принимают уже не так тепло, как давно полюбившихся импрессионистов, но здесь и кроется самый важный образовательный аспект деятельности коллекционеров. Нам предлагают оглянуться и вспомнить, что когда-то точно так же в штыки принимали обожаемые сегодня кувшинки Моне. А нам сегодня необходимо просто вглядеться и внимательно проследить за внутренними связями. Вот он, двойной удар проекта. Сейчас перед угрозой недопонимания оказывается, к примеру, экспрессивная монументальная живопись американской художницы Джоан Митчелл, которая 30 лет назад перебралась поближе к поместью Моне в Живерни, к тем сам самым кувшинкам, чтобы вдохновляться ими и создавать абстрактные полотна.

В залах FLV выставлено и фигуративное искусство в эстетике поп-арта – работы американского художника Алекса Каца, чьи гигантские портреты и силуэты людей, напоминающие плакаты и манекены, стали ярким пятном в послевоенном искусстве. А логичным окончанием экспозиции сделана легендарная бесконечная зеркальная комната Яёи Кусамы.

В качестве тяжеловеса выступает живой классик Герхард Рихтер, один из самых дорогих художников Европы. Но даже его коллаж из разноцветных то ли квадратов, то ли пикселей «4900 цветов», если присмотреться, ведет все к тем же корням – точкам Жоржа Сёра. Вот так и вырисовывается существенная роль коллекционера в истории искусства, которая проявляется в приучении публики, нахождении точек соприкосновения с предшественниками и выходе на диалог с современниками ради будущего развития искусства. В этом смысле оба проекта в FLV превращаются в наглядную демонстрацию связи коллекционеров современного искусства из разных эпох. Они напоминают романтическую фигуру Данко, несущего людям свое горящее сердце, даже если оно никому не нужно в этот исторический момент. Позже-то становится понятно, что коллекционеры взяли в будущее тех, кого надо.

Париж

До 17 июня