Зачем Довлатов переоделся Пушкиным
В спектакле «Заповедник» Сергей Женовач обошелся с автором так же трепетно, как сотрудницы Пушкинского музея с «солнцем русской поэзии»
В Студии театрального искусства (СТИ) вышел «Заповедник» по повести Сергея Довлатова. Режиссер Сергей Женовач поступил с автором так же трепетно, как сотрудницы пушкинского музея в Михайловском с хранимым ими «солнцем русской поэзии».
«Короче, не люблю я восторженных созерцателей», – говорит ведущий актер СТИ Сергей Качанов в роли Бориса Алиханова, лирического героя Довлатова. И ну созерцать.
Почти весь спектакль Качанов сидит на дощатых мостках над прудом, в котором плавают окурки и бутылки. Смотрит вдаль – в смысле в зрительный зал. Щурится по-своему, по-качановски. Извлекает из-под воды очередную бутылку водки. По-качановски – чуть неуклюже и размашисто – жестикулирует. Рассуждает обо всем с высоты прожитых лет. С позиции горького опыта, а не только что сделанных открытий и наблюдений, как герой-рассказчик Довлатова, которому в «Заповеднике» чуть больше тридцати.
Дело тут не в возрасте, а именно в интонации. В том, что качановский герой – он такой, «бывалый». Поэтому слушаешь и недоумеваешь: как так, смешной же был текст, а стал какой-то дидактичный.
Почем выпить
В фойе Студии театрального искусства зрителей спектакля «Заповедник» встречает бочка с надписью «Вино». К бочке приставлена продавщица – роскошная пышная женщина, настоящая Венера сельпо. Такая обсчитает и в ус не дунет. И улыбнется, и поманит. И выпьешь еще. Тем более что белое разливное вино в СТИ недорого – 150 руб. за стакан. И для такой цены вполне прилично. А вот в буфете Театра на Таганке что белое, что красное – 400 руб. за бокал. Ваше величество, это безобразие какое-то, отрубите там кому-нибудь голову.
Смешным в СТИ, конечно, считают алкоголиков. Вымирающий вид интеллигентных мужчин застойной эпохи, от безнадеги подавшихся в экскурсоводы, в спектакле напрочь лишен обаяния. Молодые актеры играют не таланты, смазывающие спиртом струны души, а просто каких-то комических пьяниц. Поэтому даже великое «Я писатель, ***, типа Чехова» звучит как будто впроброс.
Та же история с женским хором из методисток, научных сотрудниц и экскурсоводов, которые порхают по мостику над прудом, но выглядят не чудаковатыми Венерами филологии, а гротескным олицетворением фразы «одинокая женщина желает познакомиться».
Сценография Александра Боровского лаконично крестообразна: сверху выгнутый мост, снизу – проложенные по пруду доски. Эта дощатая дорожка, направленная к зрителям, фактически сводит все сценическое пространство к одной точке. Действие почти целиком происходит на пятачке у кромки воды, где главный герой размещается вольготно, если один, но любой собеседник уже создает тесноту, а когда в поисках водки подгребают еще человека четыре, хочется отправить их обратно в сельпо, потому что ни водки, ни места на всех явно не хватит.
Цель приема, видимо, в том, чтобы минимизировать движение на сцене, создать образ заповедника с застывшим воздухом, где бродят персонажи, достойные упоминания в Красной книге. Но на деле мы получаем лишь героя-резонера и суетящийся вокруг него комический хор, точнее, два, мужской и женский.
Порхайте над ним, юноши и девушки, махайте на него, махайте. Ведь право же, он солнце русской прозы.