Писатель Акунин и историк Анисимов выпустили книги о Петре Первом

Это, конечно, совпадение, но говорящее: в год, когда календарем предписано отмечать столетие революции и выпускать труды о Ленине (один из них вон даже выиграл «Большую книгу»), обостряется внимание к другому крупнейшему реформатору России – Петру I. Почти одновременно вышли две книги: «История Российского государства. Царь Петр Алексеевич» Бориса Акунина и «Петр Первый: благо или зло для России?» Евгения Анисимова. Первая книга – очередной том успешного коммерческого проекта, к которому прилагаются акунинские художественные произведения (на очереди, значит, роман из петровского времени). Вторая – дебют научно-популярной серии «Что такое Россия», в которой ведущие историки будут популярно излагать свои идеи.

Начальным книгам акунинского проекта доставалось от историков: «дилетант пишет для дилетантов» (Игорь Данилевский), «простое собрание выписок» (Никита Соколов). Отмечали неточности, чрезмерное доверие историографам прошлого, архаичность подхода – персоналистской «истории правителей». Последний упрек можно было бы предъявить и новому тому, но спасает сам материал: естественно, короткий период великих реформ завязан на личности реформатора. От неточностей, можно надеяться, застраховали рецензенты книги – уважаемые историки, доктора наук. Со структурой изложения легко согласиться: сначала Акунин говорит о личности Петра (был плохо образован, но одарен и любознателен; известные вспышки гнева и странности характера – то ли от энцефалита, то ли от синдрома Турретта); затем – об основных событиях его царствования, затем – о содержании и ходе реформ и, наконец, о петровских соратниках, к которым Акунин применяет пословицу «каков царь, таков и псарь» (иными словами – «ассистенты Петра были столь же противоречивыми и неоднозначными личностями, как их вождь»). Да, все логично. Но здесь материал перестает спасать и начинает, наоборот, сопротивляться. Вслед за своим любимым Василием Ключевским Акунин усматривает в петровском правлении множество провалов – или, вернее, пирровых побед: сгнивший азовский флот, тяжелейший путь к военной славе, дублирование бюрократических систем, маниакальная тяга Петра к личному контролю, колоссальный расход людей... из всего этого, из тьмы лесов, из топи блат, каким-то образом вырастает фантастическое здание Российской империи. Это можно было бы объяснить одержимостью Петра собственным проектом – подступы к такой концепции в книге есть, но вновь мешает противоречивый материал: император, с одной стороны, «увлекаясь новой целью... не охладевал к прежней», а с другой – на соседних страницах его ум описывается как «ни на чем долго не задерживавшийся».

У программистов есть понятие «клудж» – наскоро сделанная программа, которая не должна бы работать, но почему-то работает. Ранняя Российская империя в описании Акунина – типичный клудж. Это вполне объяснимо. Акунинская книга показывает, чтÓ на самом деле составляло большую часть Петровской эпохи: это Северная война, длившаяся 21 год. Перед таким временным массивом бледнеют эпизоды законотворчества, ранние военные походы и год с небольшим Великого посольства. «Главным итогом петровской деятельности стало то, что Россия превратилась в военную империю», – заключает Акунин; именно это, а не «азиатская европеизация» (спорный оксюморон, ставший одним из заголовков книги – но, заметим, не вынесенный на обложку).

Все это не позволяет Акунину составить о петровском времени однозначное суждение – и странно было бы его ожидать. Увесистый том приходит к тривиальному выводу о двойственности эпохи, о том, что Петр посеял и живительные, и губительные семена; это может стать откровением только для самых наивных читателей.

Есть, однако, возможность оттолкнуться от банальной дихотомии «благо или зло» – именно это демонстративно делает Евгений Анисимов, автор многих работ о петровском времени. Его новая книга устроена как диалог сторонника и противника петровской революции; они, в духе XVIII века, называются Почитатель и Недоброжелатель.

Фигура Петра оказывается катализатором, который изменяет привычные сценарии политического спора. На поверхностный взгляд кажется, что Почитатель должен быть западником, а Недоброжелатель – ревнителем старины. Но стоит заговорить об империи, и просвещенный Почитатель впадает в восторг и оправдывает массовую гибель людей: «Да и кто в империях берег своих солдат? Все эти «гуманитарные разговоры» – от незнания исторических реалий, от непонимания принципов историзма». Почитателя-имперца завораживает идея величия через страх и силу (на этих основаниях, убежден он, Запад признает российским Крым). А западником оказывается Недоброжелатель: он отстаивает необходимость постепенных, эволюционных реформ и говорит о непомерной цене петровских завоеваний. В то же время Недоброжелатель указывает, что полководцы империи пролили слишком много русской крови за пределами России, в завоевательных войнах, – и в идее «сбережения народа» солидаризуется с «прогрессивно-националистической» повесткой и тезисами Солженицына.

Разговор в книге Анисимова ведется вокруг вечных, никуда не исчезающих уже четвертое столетие тем, но консенсус по ним не достигнут, идеологические посылы перемешиваются, как ни старается автор их разграничить. Это порой приводит к сходству риторических приемов – хотя тут, конечно, можно возразить, что и Почитатель, и Недоброжелатель суть порождения одного авторского сознания. Следить за их разговором – все равно что наблюдать за шахматной партией: можно заметить, что, хотя на доске фигуры двух разных цветов, формы у них одинаковые. Успех в игре здесь обеспечивает не смелость риторики, а композиция диалога: в большинстве случаев последний ход остается за Недоброжелателем: на тезис Почитателя он отвечает антитезисом, нового возражения уже не следует. Трудно избавиться от впечатления, что Недоброжелатель выигрывает этот турнир.

Как ни странно, такое бинарное – и, как видим, не вполне корректное – устройство книги дает некое позитивное представление о сложности петровского времени и петровского проекта – тогда как книга Акунина скорее подчеркивает случайность многих его элементов. То, что для Акунина клудж, для Анисимова – квантовый механизм. И хотя оба автора говорят о невозможности окончательного вывода, направление их мысли, кажется, зависит именно от качества этих технических метафор.