В опере «Проза» чеховский Егорушка давит самосвалом первоклассницу Мамлеева

Электротеатр «Станиславский» играет премьеру композитора и режиссера Владимира Раннева
Опера «Проза» вообще-то невеселая / Олимпия Орлова

Современный зритель уже привык к тому, что режиссеры, обращаясь к операм, переносят их действие в иное время и придумывают собственный сюжет, идущий параллельно с существующим либретто. Современный композитор Владимир Раннев, выступивший и в качестве режиссера, положил этот принцип в изначальную основу своей оперы. Он сам задумал и сделал так, что артисты поют Чехова, а играют в это же время Мамлеева. Именно это и придает произведению цельность.

А ведь хватило бы и прекрасной музыки. Если есть композиторы, не умеющие халтурить, то это Раннев. В одночастной композиции длиной 80 минут он положил на музыку прозаический текст объемом в 20 000 знаков, выбранных из рассказа Чехова «Степь». Впечатлительный Егорушка едет из деревни в город и любуется природой – больше ничего не происходит. «Прозу» поет ансамбль а капелла: только живой вокальный звук, никаких инструментов и фонограмм. Ансамбль N’Caged и актрисы электротеатра – всего 11 певцов под началом хормейстера Арины Зверевой – добились грандиозного результата: сложная, но гармонически ясно написанная музыка Раннева звучит естественно, экспрессивно, интонационно точно, причем это всегда пение и только пение, даже если в финале разражается гроза.

Однако Раннев написал не просто музыку, он придумал театральный гезамткунстверк – хотя и совсем не такой, о каком мечтал Вагнер. Поющие Чехова артисты одновременно изображают персонажей рассказа Юрия Мамлеева «Жених» – советскую семью, усыновившую убийцу собственной дочери. Вместе с артистами театр создает видео – 80-минутный мультик-комикс, сделанный художником-иллюзионистом Мариной Алексеевой. Это тоже грандиозная ручная работа: весь текст рассказа изложен нарисованными титрами и сопровожден несусветным количеством движущихся картинок, в которых предстает убогий мир квартир, загсов, жэков, тюрем, столовок и траурных залов, что напоминает одновременно Илью Кабакова и Анну Фиброк, тогда как задник из постельного белья – секонд-хэнд Кристиана Болтански. Другое дело, что в пору молодости Кабакова был бы невозможен такой технологической стройности и красоты спектакль. Если разобраться, визуально он спрограммирован не так уж сложно, но всего два наклонных зеркала-экрана, два видеопроектора и точный свет Сергея Васильева создают трехплановое пространство волшебной глубины, игрой фактур не уступающее богатству музыки.

Большая коробка

Петербургская художница Марина Алексеева – мастер «искусства в коробке». Она стала известна благодаря своим маленьким «лайфбоксам», где, как на сцене кукольного театра, собраны миниатюрные предметы и куда проецируются видеоизображения. В результате получается миниатюрный театр, эффектный и ироничный.

Истории, чеховская и мамлеевская, идут параллельно, соотносясь друг с другом только в сознании зрителя. В какой-то момент они так срастаются, что уже не понимаешь, кто тут чистый душой Егорушка, кто подлый тунеядец Ваня, а кто ты сам. И не замечаешь, как исторические эпохи начинают совпадать общим контуром обреченности. Сюжет оперы не назовешь веселым, вот только результат вызывает не уныние, а восторг: красота формы побеждает доводы содержания.